Оставалась, правда, ещё мамаша-Штавдакер (насчёт своих способностей понравиться их отцу, Саяра не сомневалась). Пусть мать и не могла повлиять на выбор сына, но понравиться старой матроне надо было во что бы то ни стало. Эти старые классические семьи порой очень плохо воспринимают любовь с первого взгляда, либо аналогичные пылкие чувства.
Особенно в таких вот обстоятельствах, м-да.
Обняв Питера за плечи, Исфахани младшая впервые за всё время расслабилась и думала, чтоб бог всё же есть. Из любой плохой ситуации надо делать хороший профит. Кстати, если поколупаться в собственных чувствах даже наедине с собой, кажется, к Питеру она и правда неравнодушна. А уж как её чувства к нему будут расти, зависит уже от него.
Если судить по пяти тысячам лимита кошелька, это уже любовь. Причём полностью взаимная.
* * *
— Да твою ж маму… — Матеуш, нимало не стесняясь голографической проекции моего куратора в салоне, плюя на правила, с визгом покрышек и за полсекунды на всём ходу разворачивается через двойную разграничительную линию.
Бак позвонил ему только что из суда и попросил вернуться с половины дороги: что-то у подполковника в юстиции не заладилось. Ну или наоборот, заладилось, это как посмотреть: вид он имеет счастливый и довольный, но при этом говорит, что делать ему в суде больше нечего. Потому что нужного ему человека и функции сегодня нет.
Ровно через полторы секунды после лихого манёвра доктора, сзади раздаётся пиликанье полицейской сирены и голос копа через громкоговоритель командует нашему черному универсалу принять к обочине.
Точнее, пытается скомандовать. Потому что Матеуш, не сбавляя хода и даже не делая попыток перестроиться, показывает в открытое окно средний палец левой руки; а затем одним касанием отстёгивает с груди увесистую бляху ветеранского значка и поднимает её в окно же.
Ещё через две секунды полицейская сирена выключается и копы отстают.
— Здорово, — с уважением кошусь на его железку, которую он беззаботно забрасывает в бардачок. — Если не секрет, ветеранский знак что, имеет настолько большой вес в правоохранительной системе?
— Там не имеет вообще никакого веса, — весело отвечает врач. — Но сработал расчёт. За рулём ветеран: у копов оптика на лобовом стекле и они отлично видели, что у меня в руках. Если за рулём армеец, значит, машина тоже может быть армейской. Они тут же сманеврировали и глянули на регистрационные знаки. Увидев, что машина тоже армейская, они и отстали.
— Ух ты. Получается, с ветеранским знаком или с армейской машиной можно вообще не подчиняться дорожной полиции? — от неожиданно открывшихся на ровном месте перспектив, у меня даже дух перехватывает. — Куда бы ты ни ехал, и что бы ты ни вёз… Доктор? — поднимаю взгляд на Матеуша, глядя на него совсем другими глазами.
— ЗАБУДЬ! — отвечает он, перебивая меня и продолжая смеяться. — Тебе оно ничем не поможет. Во-первых, раз на раз не приходится; и тебя могут реально обогнать и посмотреть, кто за рулём. Во-вторых, если ты будешь везти что-то такое, что проходит по срочным полицейским ориентировкам, — тут он на мгновение отвлекается от дороги и серьёзно смотрит на меня, — они могут дёрнуть и военную полицию. Сопровождая тебя на дистанции, не останавливая. Но проверку организовать могут. Ну и, самое главное, лично я езжу на служебной машине Бака довольно часто. Меня тоже периодически тормозят. Так что, если за рулём будет пацан… которого они не знают в лицо…
* * *
Бака мы находим возле суда, гуляющего под деревьями и беззаботно попинывающего сучки на дорожке. Увидев нас, он мгновенно занимает место рядом с водительским и какое-то время они с врачом обсуждают что-то, понятное только им двоим.
— Блин. Не успели до конца рабочего дня, — констатирует Матеуш через четверть часа, когда на магистральной городской дороге номер два мы попадаем в плотный затор (и начинаем двигаться со скоростью улитки).
— Да ладно. Ты всё равно типа при деле, — фыркает ему подполковник. — А я сейчас назад пересяду и буду работать. Нашему юноше тоже наверняка есть чем заняться, да? — он смотрит на меня в зеркало заднего вида.
— Сижу и кое-что делаю по культуре и языкам, — говорю чистую правду, поскольку кучу книг и материалов давно с помощью Алекса закачал себе в чип.
И теперь действительно могу заниматься, не привлекая к этому ничьего внимания.
Кстати, действительно интересно. А почему такой классный чип совсем не пошёл в массы? Надо будет выяснить подробнее на досуге, за что его сняли с широкого внедрения.
Глава 14
— Алекс, а какая у вас вообще в жизни цель? — куратор, сидя рядом со мной на заднем сидении, уже с час в дорожной пробке непреднамеренно демонстрирует, что заниматься тремя делами одновременно вполне возможно и без чипа.
— Снимаю шляпу, — бормочет Алекс по внутренней связи. — Он реально ведёт с двух своих коммов одновременно два массива данных. В режиме реального времени. И никакого чипа лично я у него не вижу, как и вообще каких-то имплантатов.
— А что за массивы данных? — спрашиваю скорее из любопытства, потому что никакой практической пользы для себя в данных полковника Бака не вижу.
— Первый — какая-то статистика по вооружённым силам, что-то связанное с сопоставлением эффективности и успешности выполнения задач. Одарённые против неодарённых.
— А второе?
— А второе — выгрузка данных с четырёх сотен полигонов, настрел из стволов определённых характеристик на них. Периоды за пять лет и три года соответственно.
— Как всё-таки выгодно иметь независимые мозги товарища в чипе, — делюсь с соседом мыслями. — Можно незаметно наблюдать за куратором. Если бы ты ещё подсказал, что мне ему сейчас ответить.
— Скажи ровно половину правды. Больше не развивайся. Он однозначно начнёт задавать вопросы — тогда сориентируемся, что говорить.
— Я не хочу его обманывать на ровном месте без особой необходимости. Да и вообще, именно ему врать не хотелось бы.
— Именно потому я и предлагаю говорить правду. Только не всю.
— Смотря на каком отрезке времени, — отвечаю после приличествующей для обдумывания вопроса паузы. — Если в краткосрочной перспективе — то перво-наперво разобраться с наследством. В идеале — выморочить квартиру родителей обратно плюс разобраться, что же именно случилось с