Дождь барабанил по крыше, крупные капли взрывались на капоте фонтанчиками брызг, громовые раскаты следовали один за другим, время от времени перекрывая даже пронизывающие насквозь каждую клетку тела звуки скрипок и виолончелей. Слушая Верди, Глеб предусмотрительно планировал операцию возмездия. При его квалификации это представлялось вполне возможным, хотя такая акция, став венцом его профессиональной карьеры, без сомнения, поставила бы в ней точку. Что ж, в конце концов, и это было не так уж плохо — поставить точку на самом пике…
Он как раз продумывал пути отхода, стремясь превратить точку в многоточие, когда уловил краем глаза раздробленный дождевыми каплями на тысячу желтых искорок свет автомобильных фар. Через забрызганное стекло было невозможно что-либо разглядеть, и Глеб, нажав кнопку, опустил стекло на несколько сантиметров.
В образовавшуюся щель вместе с брызгами ворвались запахи горячего асфальта, прибитой дождем пыли и мокрой зелени Александровского сада. Из Боровицких ворот выезжала машина — черный лимузин с наглухо затонированными стеклами. Глеб раздавил в пепельнице окурок своей последней сигареты, запустил двигатель и включил «дворники» — машина была та самая, которую он ждал уже на протяжении без малого двух часов. Продолжая сверлить взглядом непрозрачные стекла лимузина, он протянул руку и выключил музыку, которая теперь превратилась в раздражающую помеху.
Лимузин вывернул на Манежную, погасил оранжевый указатель поворота и начал плавно набирать скорость. Когда он проезжал мимо машины Глеба, одно из затемненных стекол опустилось, и в проеме открытого окна Сиверов увидел знакомое лицо. Потом лицо скрылось, и вместо него появилась рука, большой и указательный пальцы которой были сложены колечком, обозначавшим, что все о'кей.
Глеб усмехнулся, закрыл окно и, аккуратно тронув машину с места, поехал сквозь летнюю грозу за стремительно удаляющимся черным лимузином.
* * *
Дождь продолжал гулко барабанить по жестяному карнизу; чувствовалось, что это надолго, но Глеб ничего не имел против. Он приготовил Федору Филипповичу чаю, себе — кофе и сел в кресло.
— Так как же отнеслось высокое начальство к вашему воскресению из мертвых? — поинтересовался он.
Потапчук, скосив глаза, потеребил кончик носа.
— Сказало, что оно радо видеть меня в добром здравии, — сообщил он наконец.
— Так уж и радо?
Воскресший генерал попробовал чай и осторожно поставил чашку обратно на блюдечко.
— А почему бы и нет? — пожав плечами, сказал он. — У меня сложилось совершенно определенное впечатление, что в последнее время это самое начальство чувствовало себя, как человек, который выпустил джинна из бутылки и не знает, как загнать его обратно. «Профсоюз» вошел в силу, стал неуправляемым и действительно по ряду признаков начал напоминать самую настоящую масонскую ложу. И генерал Прохоров, которого ты ухитрился прикончить, играл в этом процессе далеко не последнюю роль…
— Генерала Прохорова убил не я, — счел необходимым уточнить Глеб.
— Угу, — промычал Федор Филиппович. — Знакомая песня. Я-де только чуть-чуть подтолкнул его в спину, а голову ему отрезал поезд…
— Что-то в этом роде, — согласился Сиверов, смакуя кофе. — Правда, толкать пришлось изо всех сил. На удивление устойчивая, монументальная фигура!
Потапчук хмыкнул, отдавая должное шутке. Вид у него, несмотря на густой южный загар, был усталый, осунувшийся, и Глеб уже не впервые порадовался тому обстоятельству, что не дослужился до генеральского звания.
— Ну, а как все прошло? — полюбопытствовал он.
— На высшем уровне, — отозвался генерал. — Очень мило, предельно корректно — словом, как по телевизору. Предсмертная записка Скорикова его, скажем так, удивила, а когда я упомянул о существовании ее электронной копии, которая в случае чего может ненароком попасть в Интернет, он прямо-таки обиделся: дескать, за кого вы меня принимаете? Сделано дело государственной важности, спасен международный престиж России, и тот, кто посмеет поднять руку на героя дня… ну, и так далее.
— А деньги?
— Уже вывезены. Погружены в самолет и отправлены спецрейсом прямо в Вашингтон. Пускай теперь их первое лицо вместе со своим госдепом объясняет сенату, а заодно и всей нации, откуда они, эти деньги, свалились им на голову. Соответствующая сумма возвращена в российский стабилизационный фонд, из которого, чтоб ты знал, в этом году планируется профинансировать строительство дорог и открытие новых промышленных производств в районах Дальнего Востока и Восточной Сибири.
— Ай да мы, — с непонятной интонацией пробормотал Сиверов.
— Вот именно, — сдержанно согласился генерал. — По факту крупного хищения государственных средств ведется внутреннее расследование, которое, как я полагаю, закончится ничем. Кстати, позволь тебя поздравить. Тебя собираются представить к ордену… Правда, посмертно.
— Ой, — сказал Глеб, ощупывая себя.
— Да, — кивнул Федор Филиппович. — Проявив самоотверженную храбрость и героизм, ценой собственной жизни… А ты как хотел?
— Полагаю, торжественная церемония вручения правительственной награды с трансляцией по Центральному телевидению мне действительно ни к чему, — подумав, сказал Глеб.
— Правильно, — кивнул генерал. — Здоровье дороже. Главное, дело сделано.
— Нет, ребята, я негордый, — задумчиво процитировал Глеб. — Не заглядывая вдаль, я скажу: зачем мне орден? Я согласен на медаль…
— Лучше возьми деньгами, — посоветовал Потапчук. — А то ведь медаль, присвоенную посмертно, полагается вручить вдове павшего героя. Тебе это надо?
— Не надо, — сказал Глеб. — А что вы там говорили о деньгах?
Федор Филиппович усмехнулся и глотнул чаю.
— По официальным данным, — сказал он веско, — ты спалил около полутора миллионов долларов. Но, — он многозначительно поднял указательный палец, — как известно, официальные данные не всегда соответствуют действительности. Бывает, что сумма ущерба в них занижена, а бывает, знаешь ли, и наоборот… В общем, с паршивой овцы хоть шерсти клок.
В ту самую минуту, когда Слепой перестав, наконец смеяться, отправился заваривать новую порцию кофе, в лесном массиве неподалеку от столицы маленькой поволжской автономии прогремела серия взрывов, смешавшая с землей все, что осталось от объекта «Барсучья нора» после того, как его взял штурмом высаженный с вертолетов спецназ. Несмотря на расстояние, эхо взрывов долетело до городского кладбища, где как раз заканчивался траурный митинг по поводу безвременной кончины начальника милиции подполковника Журавлева. Подполковник был найден мертвым