Мама прошлась в спальню, пожелала мне доброго утра — ну все, мое пробуждение обнаружено. Понеслась! На ее голос вышел Василий Алексеевич с листком бумаги, куда он записал, сколько вина мы берем, почем какую марку, и куда за ним заезжаем.
— Девяносто восемь тысяч семьсот, — резюмировал он, посмотрел на меня с сомнением. — Есть столько?
Ну вот и наше боевое крещение. Я вытащил из рюкзака пресс денег, разложил по кучкам, говоря:
— Это первому человеку, это второму, это третьему… четвертому. — Я накрыл три тысячные купюры ладонью. — Это вам за работу и на бензин. Поездка по точкам, поездка к бабушке, поездка на вокзал и передача груза.
— Ой, да ты шо, — отмахнулся Василий от зарплаты. — Мы ж свои!
— Любой труд должен быть оплачен, — припечатал я и принялся загибать пальцы: — Амортизация автомобиля — раз. Вы тратите свое время — два. Помогаете с разгрузкой — три.
Отчим взял деньги, шевельнув усами, посмотрел на меня одобрительно. Знал бы он, что на самом деле это не дедовы деньги, а мои!
Интересно, что было бы тогда? Его разорвало бы от зависти? Или он встроился бы в процесс добывания денег? Ума не приложу, какие мысли в его голове и чего от него ожидать. Он вызывает настороженность как чуждая форма жизни. Но чуждая — не всегда вредоносная.
— Пересчитайте, все ли правильно, — сказал я. — Все-таки вы ответственны перед продавцами.
Отчим шевелил губами, считая деньги, с любовью расправлял купюры и раскладывал их по номиналу.
— Верно, — кивнул он. — Давай завтракай, и поехали. Нас ждут с девяти и до двенадцати.
Я кивнул, сварганил два бутерброда, проглотил их, и мы поехали по точкам, которые все находились в нашем поселке. Василий все взял на себя: сам приходил к своим бывшим коллегам, сам расплачивался, сам приносил ящики с вином. Возможно, он действовал, как мама с акциями: говорил людям цену чуть ниже, чем готов был заплатить. Ну и пусть, главное, что он заинтересован и свою часть обязательств выполняет.
Закончив с вином, мы заехали к Памфилову, я выкупил у его отца два ящика хурмы, которые у них завалялись, а дальше путь лежал к бабушке: мне нужно было забрать мопед и положить доллары на хранение. Двадцать восемь акций я решил придержать, а продать всего две, дабы отметить праздники достойно.
В полпервого мы были в Васильевке, я сбросил балласт и дальше намеревался перемещаться на мопеде, но Василий убедил всех, что это опасно, лучше не рисковать, а поехать на машине домой, закрепив Карпа на багажнике.
Так мы и сделали.
— Жду в пять вечера, — напомнила бабушка, Василий кивнул, потрепал Боцмана по загривку, и мы отправились домой.
По пути я все больше убеждался, что отчим — порядочный, деятельный и ответственный, не норовит подвинуть, обмануть или научить жить. Если так и дальше пойдет, будет у меня помощник.
Перед тем, как заехать домой, отчим сказал:
— Покажешь участок, который дед собирается покупать? Я тут все знаю. Вдруг тебя обманут?
— Мы ж через нотариуса покупаем. Какой обман? Цена средняя для района.
Отчим всей душой жаждал причинить пользу и продолжал:
— Оползни, подземные реки, болота. У меня бывший сосед геодезист, понарассказывал всякого.
— Лишним не будет, — согласился я.
Когда въехали в поселок, я скомандовал:
— Через сто метров, возле хлебного ларька — налево.
Дальше мы двигались по моей указке. Грунтовка высохла, но проезд Липовый от завалов не расчистили, потому мы оставили машину и на пригорок шли пешком. В душе поселилось нехорошее предчувствие. Василий вертел головой по сторонам, приглядывался и принюхивался.
— Света и воды пока нет, — сказал я. — Геологи приезжали, говорили, с водой проблем не будет, хоть и на холме.
— Не беда, решаемо, — отчеканил отчим и перешел на суржик: — Булы бы гроши.
— Будут, — пообещал я.
Мы поднялись наверх, к без двух часов моему участку, и я раскинул руки.
— Здесь.
Василий огляделся, пошевелил усами и вынес вердикт:
— Тут не живет никто. Дорога плохая, света и воды нет, участок с уклоном. Но грунт стабильный, без сюрпризов. — Он наморщил лоб и спросил: — Тута где-то морячка земля. Поехал в рейс мужик и сгинул без следа.
— Это и есть тот самый участок…
— Ты рехнувся? — воскликнул Василий и постучал себя по голове. — А если он вернется? А вдруг они подстроили все? Никуда он не пропал, появится и скажет, вертайте, шо без мого согласия продано.
— Он часто был в разъездах, у жены доверенность на все, — успокоил его я. — Тем более, что эта земля — ее наследство.
Отчим и не думал успокаиваться, искал подводные камни:
— Сумму хоть честную укажете в договоре? Шоб було шо вертаты. А то один мужик рассказывал, шо его мать сгинула, а квартиру продали. Так-то. Он давай правду искать — его по голове тюк, не рыпайся, мол.
— Цена вопроса — девятьсот долларов, — парировал я, понимая: отчим прав, такое время, что можно ждать любую подставу, оттого сделалось беспокойно, я даже засомневался, что правильно поступаю, покупая участок, я ведь дом тут собираюсь строить!
Но, с другой стороны, документы чистые, а в наше время подстава может быть где угодно, при желании можно судиться по любому поводу, а если с деньгами порядок, то и выиграть суд.
— Это большие деньги! — продолжил паниковать Василий Алексеевич. — Эх, надо было к Матрене Митрофановне обратиться, чтобы раскинула, правда ли тут чисто.
Я скосил на него глаза.
— Простите… Это кто? Что раскинуть?
После того, как получил сознание взрослого, я уверился, что сверхъестественное существует, но бабки-шаманки, доморощенные пророчицы и кликуши, произросшие на гласности, как штаммы микробов на агар-агаре, вызывали улыбку, а взрослые люди, которые несли им деньги — недоумение.
— Матрена Митрофановна — ясновидящая, — с придыханием проговорил Василий. — Всю правду говорит, ни разу еще не ошиблась. Жену мне нагадала, Оленьку. Но поздно спохватились, не успеем теперь.
— Да чисто все, — стоял на своем я. — К тому же Равлика, главного черного риелтора, прикончили. Не тот масштаб это, себе дороже со всякой мелочью связываться.
В любом случае, сперва сеть автомастерских, потом дом. Если вылезут подводные камни, то произойдет это уже в ближайшее время. Как начнутся проблемы,