Подключать критическое мышление не получалось, всё скатывалось в тотальный негатив.
— Да ничего не нужно, наверное, — тихо ответил Влад. – Я просто позвонил, чтобы в известность поставить. Думал, тебе то может быть важно.
— Спасибо, — ответила я, но слово вырвалось из меня с явным всхлипом.
А я так надеялась, что сумею быть сильной. Но слёзы уже струились у меня по лицу — так организм пытался выгнать из себя скопившееся напряжение.
— Маш?..
— Всё… в-в порядке, — продребезжала я. — День просто… с-суматошный…
— Ты дома? — спросил он резко, почти строго.
— Да.
— Не девайся, пожалуйста, никуда. Ты меня слышишь?
Мне не хватило сил и дыхания спросить, к чему эта просьба. А Королёв и не стал дожидаться моих расспросов. Спустя двадцать минут в двери раздался клёкот ключа.
Я должна ему высказать. Должна заявить, что так делать неправильно. Раз уж он отдал мне эту квартиру, то вот так по-хозяйски открывать дверь оставшимся у него ключом и врываться в квартиру — неправильно.
Но что я в итоге сделала, когда запыхавшийся Королёв, стащив с себя ботинки, стремительным шагом вошёл в гостиную, где я скукожилась на диване.
Я разрыдалась.
Я ничего не сказала, не объяснила и уж тем более ни за что его не отругала. Стоило ему, небрежно скинув в себя куртку в ближайшее кресло, опуститься рядом со мной на диван, как я разревелась.
Спустя пару мгновений его руки обхватили меня и я, покачнувшись, уткнулась лбом ему в грудь.
Рыдала я долго и самозабвенно. А Королёв просто сидел и гладил меня по спине, терпеливо ожидая, пока мои слёзы иссякнут. Оставалось только диву даваться, откуда их во мне столько…
— Может, воды? — предложил он тихо, когда я чуть утихомирилась.
Я помотала головой, размазывая по щекам солёную влагу. И мы посидели так ещё какое-то время.
— Маш, ты хоть… ты намекни, что тебя так расстроило?
Муж помолчал немного, и пока я собиралась с силами, чтобы ответить, он предположил:
— Это... из-за Гараева? Он реально настолько тебе понравился?..
Я слышала надлом, горечь и боль в его голосе.
У меня даже дыхание перехватило от того, насколько явно они сейчас слышались.
И я могла бы его помучить. Могла бы подтвердить его опасения. Но я слишком хорошо представляла, каково это, когда тебе вонзают в сердце нож предательства. Я бы так с кем-то другим поступить не могла. Даже если этот кто-то достаточно боли мне причинил. Это ведь вопрос не мести, а милосердия
Если ты не способен, несмотря на предательство, проявить его, то чего ты заслуживаешь на самом деле?..
— Дур-рак ты, Королёв, — всхлипнула я и отстранилась от него, но глаз не поднимала.
— Это не новость. Я просто пытаюсь понять, что тебя так расстроило.
И я собрала всю свою храбрость в кулак. И я ему рассказала. Обо всём рассказала. И о новой встрече с Лопатиной, и о звонке Ольги, и о том, как страдала, и о том, что думала всё это время...
Влад молчал — молчал тяжело и обречённо. Будто я своими откровениями выносила ему приговор.
— Маш… — отозвался он робко, после того, как я окончательно охрипнув, замолчала. — Я всё это принимаю… Принимаю свою вину. Только одно буду отрицать до самой могильной плиты. Я не спал с Лопатной. Я с ней не спал. И то, как она это фото получила... я ни от единого слова не отказываюсь.
— А разве я сказала, что я твоим словам не верю? — тихо отозвалась я. — Я просто рассказала тебе, что я чувствовала. Теперь… особенно после звонка Ольги… я лучше понимаю ситуацию и козни Лопатиной…
Королёв вздохнул.
— Я такой дурак. Маш… Самый большой дурак в истории дураков. И всё что ты по моей вине испытала…
Он осёкся, не в состоянии облечь своё отчаяние в подходящие слова.
— Скажи мне, как я могу хоть что-нибудь исправить. Хоть что-то.
Я молчала. Поэтому он начал перебирать, предлагая мне какую-то чушь: увеличить долю доходов от фирмы, какие-то акции и прочие активы… И что самое нелепое — больше никогда не лезть в мою жизнь.
— Нет, Королёв, — покачала я головой и в который раз отёрла холодные щёки. — Это всё… это мне не подходит.
— Маш, тогда… что угодно. Проси у меня что угодно, — тихо попроси он. — Если это физически в моих силах, считай, что это твоё.
Я наконец-то нашла в себе силы поднять на него взгляд. Какое-то время молча всматривалась в родные черты измождённого волнением лица. Всматривалась и понимала, что испытания в нашей жизни, наверное, для того и даются, чтобы понять, насколько родным может оказаться тебе человек.
— А сам ты, Королёв… если бы у тебя было право выбора, сам ты как хотел бы свою вину искупить?..
ЭПИЛОГ
— Только не воображай, Королёв, что это прощение, — пробормотала я едва слышно и охнула, когда его горячие, нетерпеливые руки заскользили по моей обнажённой спине.
— Не воображаю, — прошептал он. — Я воображаю другое.
А вот у меня воображение совсем отключилось. Я тонула в ощущениях, которых так давно не испытывала. Которые, казалось, больше никогда и не испытаю.
Мы не собирались ничего подобного затевать. Просто сегодня был странный и, скрывать не буду, волнующий день. Мы с Королёвым оформили отказ от развода. Но вовсе не потому что я твёрдо решила с ним не разводиться.
Нет, просто нам нужно было какое-то время на то, чтобы всё осознать до конца. По крайней мере я так это себе представляла.
Вот мы разберёмся, расставим всё по местам…
На большее моей фантазии по самоубеждению не хватало.
После того памятного разговора Королёв не отставал от меня до тех пор, пока я не согласилась с разводом притормозить.
— Маш, мы всегда успеем довести всё это до конца. Но прошу тебя, дай мне шанс доказать тебе, что человек умеет осознавать свои ошибки. Что он умеет меняться!
— Это иллюзия, — талдычила я. — Люди не меняются. Просто…