Машка снова заржала в голос.
— Да ничё, — махнула рукой Ксюха, — так просто.
— Да Оксанка решила, что в Парижу лучшие цирюльники, и подстриглась в супер-мупер салоне красоты за бешеные франки, — начала вещать Мадонна, несмотря на протестующие взгляды подружки.
— Ну, тупанула я, — взвилась Ксюха, — подумала, раз Париж не такой красивый, как на картинках, то хоть подстригусь, чтобы впечатления от негров и грязи на улицах сгладить. У с-т-и-л-и-с-т-а, — сказала она по буквам.
— Так, блять, два часа меня стриг это обсос с усиками, всё визжал что-то, — продолжила она и сняла шляпу.
Епть! Короткий ёжик на голове и остроконечные баки, висящие сосульками, ещё и затылок какими-то рваными полосками.
— Эээ, ну извини, я не знал, — мне аж пришлось сделать вид, что смутился, лишь бы не заржать.
— Щас отрасту, или к тебе, или к Машке на поклон пойду. Ты хоть без усиков и не жеманный.
— Ой, типа я с усиками?! — обиделась Машка.
А я и не заметил, что прошло больше двух часов. Вышел на улицу, а там уже Джейсон-Спара на «Чижике» стоит порыкивает.
— Андж, ты где ходишь, епть? Уже пятнадцать минут жду, — начал возмущаться Колёк, но увидел провожающих меня девчонок и улыбнулся, как истинный Донован, закинув чёлку на затылок.
— О, ещё один с бровками, — восхитилась Мадонна, — привет, Колян!
— Салют! — заулыбался Спара.
Я начал садится на заднее, когда Ксюха рявкнула, — А ну-ка стой!
— Чего? — не понял я.
— Коленька, а не хочешь плакат, красивый с иностранной надписью? — нежно проворковала Ксюха и что-то зашептала на ухо Машке. Та забежала перед «Чижиком», сложила пальцы «фотоаппаратом» и брякнула:
— Чииик, готово. Ксюха, а ведь на зимнюю коллекцию самое то! На парку с меховым воротником. На летнюю хлипковат.
— Эээ... мы не можем! — задёргался я в ужасе я, вспомнив фотографшу Светку и её студию.
— Класс! — восхитился Джейсон-Спара-Долбоёб, — А с какой надписью?
— Коленька, без разницы. Главное — на плакате будет красивый рокер! — ворковала Машка, постоянно включая «блядский» взгляд и показывая мне кулаки.
Этот рокер-дятел чуть штанцы свои не обтрухал и согласился на всё.
— Через пять минут едем! — возвестила Оксанка, потом оглянулась на меня и так задумчиво посмотрела.
Холодный пот стёк у меня по спине. Помню я все те издевательства надо мной зимой. Нет, ни за что!
— Блин, а Анджей великоват для летней, а то сразу бы двух Зайцевых убили!
Слава богу! А Колька развели по полной программе. Мы доехали до Светкиного ателье и Воробья утащили под свет прожекторов и будущей славы. Я отбрехался, что надо охранять мотоцикл от всякого жулья, и поэтому лучше посижу здесь. Не пойду я к этой полоумной Светке ни за что!
Я сидел на мотоцикле с газеткой про достижения комсомольской молодежи Кубани и добросовестно нихрена не делал. Планировал до обеда вернутся, но с этим автослесарем рокерского пошива всё пошло не так. Из дверей студии выскочил какой-то типок в шортах и джинсовой безрукавке, обвешанный несколькими фотоаппаратами и в уебанской панамке. Посмотрел по сторонам и, увидев меня, заулыбался и подскочил на полусогнутых:
— Чес жестешь Анджей, — провозгласил он на херовом польском.
— И чо? — буркнул я в ответ. Какой-то подозрительный тип! В бороду что ли ему прописать?
— Ксанья павидала чес жестешь полакем комсамолец! — продолжал он нести ахинею.
— Ты, блять, по-русски можешь говорить? Я нихера не понял твоего бреда, — спросил я в надежде, что чувачок обидится и уйдёт.
— О! А ты по-русски говоришь! — удивился тип, — Оксана и Светлана сказали, что у них зимой работал моделью польский комсомолец Анджей. Я корреспондент из этой самой газеты, — он кивнул на печатное издание в моих руках.
— Да ты ошибся, я не работал никаким моделью, я школьник Данила из станички, приехал за кормом для уточек, — злобно и с вызовом ответил я. Вот девки, что я им плохого сделал? Даже Воробья не стал отговаривать.
— Да нет, я тебя в альбоме работ Светланы видел. Я же корреспондент, хорошо запоминаю лица.
— Так я причем, чего ты от меня хочешь?
— Ну интересно — польский комсомолец на Кубани! — раздухарился корреспондент, — хороший материал. Работал моделью, был токарем на заводе!
— Какой, нахрен, польский? Я вообще-то в Союзе родился! У меня из польского только дед и кликуха.
— Блин. Жаль, — опечалился корреспондент и представился, — Николай Лесничий!
— Данила, — сбрехал я, — правда что ли такая фамилия?
— Да не! Псевдоним. Читал статью о токсикоманах? Нет? А о соревнованиях по скейтборду? А про клуб «Юный десантник»?
Пришлось соврать, что читал. Не отвяжется ведь.
Я объяснил парню, что его просто подкололи весёлые кооператорши. Кстати, про Оксанкино ателье он тоже писал и про то, как она во Францию на слёт модельеров попала. Корреспондент Лесничий расстроился, ему надо было дать материал на следующий выпуск. Я посоветовал взять материала у Машки в пошивочной. Репортер посмотрел на меня с опаской и отодвинулся. Посудачили ещё мальца. Парнем он оказался довольно острым на язык, рассказывал весьма интересно. Помочь что ли?
— Коля, так ты сгоняй на Архипку на днях. Там фестиваль неформалов должен быть, местные говорят — интересно.
— Уже в курсе! Задание от редакции получил, — понятливо кивнул Лесничий, — ладно, напишу опять про рокеров что-нибудь, пожёстче.
— Как пожёстче? — не понял я.
— Ну, там, язва на теле общества кубанской молодежи, нарушают спокойствие, носятся на мотоциклах, убиваются. В редакции это любят, хотя сейчас сверху нам вломили за однобокий взгляд.
— Херню ты какую-то несёшь! — заявил я, — нашел язву. Ты пацана наверху видел, которого фоткают?
— Ну да, такой американистого вида, его в куртках фотают, — подтвердил Коля Лесничий.
— А это простой пацан из станички, автослесарь золотые руки. Вот смотри — «Чезет» сам собирал из хлама. Возглавил кружок мотолюбителей, сам не пьёт, не курит. В кружке у него строгая дисциплина. Все простые парни и девчонки, выезжают вечерами по местам боевой славы, — нес я пургу, косясь