— Так значит, это была проверка? — коротко рассмеялся Алари.
Дрожащими от страсти руками он подцепил край моего нижнего белья, смущенно отвел взгляд в сторону и помог мне освободиться от ненужной тряпки.
И вот я лежала перед ним полностью обнаженная, одетая лишь в свои распущенные волосы, в которых запутались белые свадебные ленты.
Пылая румянцем, Алари украдкой, с любопытством покосился мне ниже пояса, но тут же поднял взгляд к лицу.
Наши губы снова соединились в поцелуе. Языки сплелись, дыхание смешалось. Нежные руки развели мои бедра. Не разрывая поцелуя, жених опустился на меня и обхватил ладонью мой затылок. Мы соприкоснулись голой кожей. Его твердая грудь прижалась к моей мягкой. Я напряглась, почувствовав давление там, где после потери невинности меня не касался ни один мужчина.
По телу Алари прошла волна дрожи. Давление внизу усилилось, становясь неприятным. В ожидании мое тело натянулось, как струна. Я разорвала поцелуй и судорожно вцепилась в плечи своего любовника.
Я подумала, что больно быть не должно, ведь это не первый мой раз, но тут жгучая резь между ног заставила меня дернуться.
Я не сразу сообразила, что случилось. Сначала услышала звонкий шлепок, затем — удивленный вздох Алари и ощутила легкую дрожь в ладони. И только спустя пару секунд, когда жених отстранился, нависнув надо мной на вытянутых руках, я увидела на его щеке алый след от своих пальцев и все поняла.
О боги, я его ударила! В первую брачную ночь заехала ему по лицу!
С губ сорвался нервный смешок, и я покраснела от стыда. Избила, а потом еще и посмеялась. Кошмар.
— Ты чего? — округлил глаза Алари.
— Больно, — заморгала я. — Извини, я не хотела тебя бить. Это получилось случайно. Рефлекс.
Брови моего любовника приподнялись.
— Я делаю что-то не так? — шепнул он с расстроенным видом.
— Нет, все хорошо, продолжай. — Я надавила пяткой ему на ягодицы.
В этот раз Алари опустился на меня с опаской. Я снова почувствовала его возбужденную плоть между своих бедер.
— Говори, если что-то не так, — прохрипел супруг и на всякий случай прижал мои запястья к постели.
Разумеется, я ничего не сказала. Зажмурилась, терпя тупую резь.
Это нормально? Так и должно быть? Во второй раз больно, как в первый, или эти неприятные ощущения из-за долгого перерыва?
Алари надо мной стонал. Ему было хорошо. Закрыв глаза, он осыпал короткими беспорядочными поцелуями мои щеки, шептал мне на ухо всякие ласковые глупости, снова и снова хриплым от страсти голосом признавался в любви.
Боль постепенно уходила. Мое тело расслаблялось. Внизу стало очень влажно, и теперь я легко принимала своего любовника, но удовольствие было скорее духовным, чем плотским.
— Все хорошо? Тебе нравится? — спросил Алари, заглянув мне в глаза.
Я не стала врать, пожала плечами, и мой любовник, несмотря на свое возбуждение, сразу отстранился, сев рядом.
— Давай попробуем иначе, — предложил супруг. — Я мог бы…
Тут он осекся.
Его взгляд скользнул по моим раскинутым ногам, и лицо вытянулось, глаза вылезли из орбит.
— У тебя кровь, — шепнул Алари, проведя пальцем по моему бедру.
— Где? — подскочила я.
На постели подо мной в самом деле растеклось красное пятно — кровь.
На несколько секунд в голове стало звеняще тихо, а потом шестеренки мыслей завращались с бешеной скоростью.
Похожее пятно, только засохшее, я уже видела на своей простыне, когда после мирного семейного ужина, окончание которого я не помнила, внезапно очнулась в одной кровати с посторонним мужчиной.
Тогда, проснувшись утром с гудящей головой и заметив на постели кровь, я решила, что меня изнасиловали, что во время вечерней трапезы отец подлил мне в напиток какую-то гадость, а затем отдал меня, бессознательную, на растерзание своему деловому партнеру, которого хотел видеть моим супругом. Под одеялом я была голая. Моя одежда аккуратно висела на спинке стула, а на сидении лежали мужские рубашка и штаны. Рядом со мной, на другой половине кровати, дрых папин гость, как и я, бесстыдно нагой. Какие выводы я могла сделать?
Никто не пытался меня разубедить. Наоборот! Ужасную мысль, возникшую в моей голове, всячески взращивали, укрепляли. Наглыми ухмылками. Вульгарными намеками. Молчаливым осуждением.
Как же я страдала! Ощущала себя грязной, оскверненной, преданной.
А теперь, спустя столько лет, вдруг выясняется, что это все — обман, постановка. Ничего не было. Меня не насиловали.
Судорожно вздохнув, я спрятала пылающее лицо в ладонях.
— Зейна? Ты в порядке? — в голосе жениха смешались забота и обеспокоенность.
Я кивнула, но ладони от лица не убрала. Мне нужна была пауза — несколько секунд, чтобы переварить новое знание и прийти в себя.
Ничего не было. Ничего не было.
Думая об этом, я чувствовала, как меня закручивает ураган ярости, в центре которого мелькает омытый красным светом образ моего отца. Приступ злости был таким сильным, что пришлось закусить щеку изнутри, давя крик. Но эмоции все равно вырвались наружу. Хлынули из меня с потоком магии, заставившей задрожать оконные стекла.
— Зейна? — ладонь Алари опустилась мне на плечо.
— Они все подстроили, — шепнула я, раскачиваясь из стороны в сторону. — И даже потом не открыли правду. Позволяли мне все это время думать, что меня… Жить с этой мыслью. А когда я заявила на своего насильника… это было так унизительно. Меня не хотели даже слушать, но все-таки отправили на осмотр к лекарю, а тот осмотрел и неожиданно разорался, вопил на всю комнату, так, что аж весь побагровел. Называл меня лгуньей, мерзавкой. Кричал, что я пытаюсь опорочить имя благородного мужа. Помнишь, я говорила тебе, что колдуньям стыд неведом? Я солгала. Тогда мне было стыдно, очень стыдно. Я была совсем юная, а он кричал, прямо надрывался, а все смотрели и усмехались. Я сбежала. Сбежала и постаралась обо всем забыть. Теперь понятно, почему он кричал.
— Все позади, любимая, — Алари осторожно притянул меня в объятия и поцеловал в макушку. — Все будет хорошо.
— Да, теперь все будет хорошо.
Ненависть, бушующая внутри, истаяла. Тело расслабилось, отозвавшись на нежность и тепло заботливых рук. С души будто сняли тяжелый груз. Впервые за много лет я смогла вздохнуть полной грудью. Наконец-то сумела отпустить прошлое.
О Единый, а я даже не осознавала, что все эти годы жила как будто в цепях, придушенная, придавленная, с гнойником на