— Тёмные маги отличаются от остальных тем, что эта система у них частично замкнута. К тому же малые крупицы энергии смерти поступают в наш источник постоянно, каждую секунду. Если долго тренировать источник силы Тёмного, можно добиться очень неплохого результата. А сбрасываемая частично энергия не позволяет источнику переполниться до такой степени, что он рванёт. Вот только… — Вячеслав немного замялся, а затем решительно продолжил. — Система размыкается при первом сильном выбросе из перенасыщенного источника. Она как бы рвётся при этом, что позволяет нитям силы выпрямиться и занять в источнике более удобное положение, не нарушая при этом целостность самого источника. Как аккуратный клубок, в противовес небрежно смятым в комок нитям.
— То есть, что бы я ни сделал, этот выброс рано или поздно всё равно случится? — поёжился я от осознания неминуемого.
— Да, именно об этом я и пытаюсь тебе сказать уже длительное время, — серьёзно кивнул Слава. — Но если ты начнёшь контролировать свою силу, то этот самый выброс произойдёт спокойно, и не причинит серьёзных разрушений и вреда окружающим. Тем более что я тебе в этом помогу, когда придёт время. — Говоря это, крёстный взглянул на меня.
— А почему ты родителям об этом не сказал? Причины какие-то придумал. Социализацию мою ты решил провести, — хмыкнул я, но теперь обиду и злость сменила апатия.
— Потому что особенности магии некромантов им знать необязательно. — Резко ответил он.
— Надеюсь, это действительно та единственная причина, по которой ты меня буквально выкрал из родного дома, — тихо проговорил я, отвернувшись к окну.
— Ты ничего с собой не взял. Так и будешь в этом тряпье ходить? — уже подъезжая к городу, нарушил крёстный возникшую тишину.
— А чем тебе моё тряпьё не нравится? — огрызнулся я и окинул себя беглым взглядом.
М-да. Драные уличные джинсы непонятной расцветки с грязными пятнами на коленях. Что творится с той стороны, которую я не видел, и подумать страшно. Учитывая, что я пробороздил большую часть дома задницей, то на джинсах вполне могли дырки протереться. А рубашка… Рубашка с длинными рукавами бордового цвета в крупную клетку. Выцветшая любимая заношенная домашняя рубашка в крупную клетку. А ещё я был только в носках. Обуться по техническим причинам не смог, не успел, так сказать.
У меня был приличный гардероб, но я всегда отдавал предпочтение удобным вещам. Они занашивались мною практически до дыр. В конечном счёте складывалось впечатление, что я регулярно отбирал обноски у снующего рядом с домом бомжа.
Меня никогда не интересовало, как я выгляжу, и что скажут другие люди, которых в нашем доме отродясь не было. А родители на меня не давили в этом вопросе. И почему они на меня не давили в этом вопросе, хотелось бы знать?
— Слушай, а мама не сможет мне переслать что-нибудь? — обратился я к своему теперь уже директору.
— Нет, — злорадно усмехнулся он. — Все посылки из внешнего мира запрещены.
— Это даже не тюрьма — это хуже. — Буркнул я.
— Почему? — удивлённо вскинул брови Вячеслав.
— Потому что даже там разрешены свидания и посылки. А ты можешь мне что-нибудь передать? — осторожно поинтересовался я, пытаясь до конца осознать ситуацию, в которой оказался.
— Нет. Я не буду этого делать чисто принципиально. Я же тебе дал целый час. А то, что ты это время потратил на жалость к себе любимому — это не мои проблемы. Приедешь на новогодние каникулы и что-нибудь возьмёшь. — Отрезал любящий крёстный.
— А я тогда всем расскажу, что я твой внебрачный сын, брошенный тобой на произвол судьбы. И питаюсь я по специальной диете: понедельник — среда-пятница, потому что только в эти дни ты заскакиваешь в гости навестить своего маленького и безумно любимого сынишку. Но денег не выделяешь ни медяка, поэтому я хожу в этой одежде уже тринадцать лет. И досталась мне она от бомжа, который однажды пожалел меня во время прогулки по общественному парку. — Выпалил я, с удовлетворением глядя, как вытягивается лицо крёстного.
— Только попробуй! — Троицкий сдвинул брови, но тут увидел мои упрямо сжатые губы и прищурился. — Хотя попробуй. Думаешь, кто-то поверит в этот бред? — он гнусно усмехнулся. — Ладно, сиротинушка, привезу тебе вещи в понедельник, так уж и быть.
— А до этого прекрасного момента, что я буду делать? Босиком ходить? — подпрыгнул я.
— Я уже говорил, что это не мои проблемы. Да, не забудь, что ты Наумов. Подъезжаем уже. — Да помню я, что нужно всем представляться именем отчима, не нужно мне о том, что имею какое-то отношение к «Козлу-Казимиру» напоминать.
В тот самый момент, когда я увидел, куда привёз меня крёстный, почувствовал, как сердце в груди сделало кульбит. А когда рассмотрел это жуткое строение, почему-то называющееся школой, понял одно: из этой тюрьмы просто невозможно сбежать. Никому, никогда и ни при каких обстоятельствах!
Огромный замок даже издалека производил угнетающее впечатление. Примерно такое же, как болото, на котором он стоял. Это болото казалось бескрайним, оно вселяло какую-то смертную тоску. Наверняка, если копнуть его поглубже, то можно найти множество утопленников, на которых эта тоска подействовала весьма определённым образом. Ой, мама, забери меня отсюда…
Мы проехали через ров по подъёмному мосту и въехали в ворота. По узкому коридору, который разделял двойное кольцо защитных стен, машина проехала во внутренний двор. Сразу же после того, как мы очутились во дворе, тот самый мост поднялся, а решётка с жутким скрипом опустилась.
Я сглотнул и, выйдя из машины, осмотрелся. Замок был окружён двойным кольцом стен, и имел восемь башен. Ну, хоть окна были, и на том спасибо. Вход в замок был только один. Нет, там наверняка восемьдесят пять потайных ходов выходят на болото, этого требовала элементарная техника безопасности, но вот из внутреннего двора в замок вёл только один вход.
Через огромные двери мы вошли внутрь и очутились в просторном холле, из которого выходили два коридора, ведущие в противоположные стороны. Прямо перед входом стоял непонятного возраста