Хреновые они пираты и палачи, Грот да почивший жирдяй.
— Да ты чертов везунчик, — сообщил я Паучку.
Усмехнувшись, хорошенько, как мог, промыл ему и спутанные лохмы. Их лучше бы отрезать… свалялись. Тщательно проверил вшей и прочих гнид, которых не оказалось. И опять удача. Вот теперь, с чистеньким тельцем, и работать можно. Аптечки нет, так что не взыщи… вместо бинтов порвём парочку чистых тряпок. Кандалы снимем, что сможем перевяжем… кровь остановим.
Браслеты кандалов были грубыми и явно самодельными. Где пираты их только достали? Исторический музей ограбили?! Кольца стали с вбитыми в пазлы штырями. Чуть не рехнулся, пока вытаскивал их, поддевая ножом. А вот под ними была беда… метал проел кожу до мяса, сросшись с ним. Отрывать приходилось буквально с корнями, что было мучительно больно. Паучок хрипло застонал…
— Терпи, браток. Надо, — хмыкнул я, отбрасывая очередной браслет в сторону.
— Не надо… воды… пить…
— Что? — голос пленника был так тих, что понять бормотание было той ещё задачкой.
Но, наклонившись над ним, увидев едва шевелящиеся, потрескавшиеся от жажды тонкие бескровные губы, и сам всё понял. М-да, не подумал… Воду пришлось вливать в приоткрытые губы по капле. Ещё захлебнётся доходяга. Провозился с ним в результате часа два. После чего сгрузил на койку, набросил на него покрывало, и пошёл на поиски пропитания. Может, и ещё что найду.
За своего пленника я совершенно не беспокоился. Выживет, так выживет. Сбежать не сможет, сомневаюсь, если вообще стоять сможет на ногах. Так что спокойно займёмся-ка делами…
* * *
… ни в жизнь бы не поверил, что у Грота нет загашника. У него просто обязан быть схрон. Оружие для таких как мы уверенность в завтрашнем дне. У меня самого их было три.
Пока искал заначку пирата, попутно разобрался с роботами. Вначале сомневался, вдруг в этих жестянках, выглядевших как люди, что-то есть… но пристрелив первого, обнаружил в его разлетевшейся черепушке исключительно провода и всякую дрянь. Будь там обычные мозги, я бы ещё подумал — вдруг что соображают? А так, и думать не стоило. Страха почему-то не было. Да и жестянки оказались весьма тупыми. Реагировали, только если ты был в зоне видимости и с оружием в руках. Опустил оружие — ноль реакции. Зачем вообще такие игрушки нужны, так и не понял.
Если бы не моя особенность… стоило признаться честно, черта с два я бы что-то нашёл. Здесь было столько коридоров-отнорков, что свихнуться можно. Настоящие катакомбы под землёй. Чем дольше я бродил, тем больше сомневался что Грот что-либо спрятал здесь. У него целая планета была в распоряжении! Но в очередной раз завернув за угол, и прощупав фон коридора понял — а вот и закладочка!
За хлипкой стеночкой, идеально копирующей каменную поверхность, было целое сокровище. Несколько плазмометов, бластеры, зарядные батареи к ним, и любезная моему сердцу взрывчатка, уже практически в упаковке. Знай бери, выкладывай узорчик. И следующие часов шесть у меня были заняты под завязку. Медлить не стоило. Пока минировал, периодически мечтая о жаренной яичнице с луком и парой-тройкой жирных кусков мяса (на худой конец и сосиски бы сошли…) было много времени подумать… и вспомнить.
Я ненормальный.
Нет, не в том смысле… в смысле, не псих. Но… даже сказать не могу, кто я. Садист?
Когда-то давно, лет в тринадцать, был я просто пацаном, который рос в советских дворах на святом девизе «бей первым, пацан!». Дрался, гулял до поздна, бузил, как мог… пусть и стояли уже лихие 90-е, дворы оставались те же. Советские. И гаражи. И курево тайком от взрослых. Весело было… а потом случилось это.
То, что разделило мою жизнь на до, и после. Нашу школу стали «крышевать» братки. Подарочки привозили молодежи, шоколадки-сникерсы всякие заграничные, а года стояли не сытые. И толкали эти братки свою гофнософию. И кое-кто повёлся, в рот им заглядывать стал. В моем классе образовалась шайка-лейка, которая позвала меня в один из дней после школы прогуляться на местную свалку. Я их с первого класса знал, нормальные были… сколько раз против «ашек» вместе дрались. Они решили мне показать какие они крутые и храбрые, и чистят город от шавок. И бизнес у них серьёзный есть. За собачьи шкуры можно деньгу` поднять! И потащили в свое «логово», деревянный сарай на свалке. Первым, что бросилось в глаза — повешенная дохлая собака. Затем я услышал скулеж и повизгивание. В углу была привязана мелкая рыжая пушистая собачонка, явно породистая.
— Глядя, какая! Прям лиса! — засмеялся один из дружков. — Щас, шкуру драть будем.
И ударил её ногой.
Вот тогда меня накрыло… как я бил этого пацана, и его дружка я плохо помню. Один сбежал впереди своего визга, крича и держась за разбитый нос. А вот второй отчаянно защищался. Под руку попался камень… большой, щербатый. В запале, ничего не соображая, я ударил его по голове раз, два… потом, пошатываясь встал, чувствуя, как всего меня трясёт. Бывший «друг» лежал передо мной, закрываясь руками и скуля. Лицо у него было разбито. А я стоял, держа этот чертов камень в руках… воздух, осенний, тяжёлый и сырой, стал вязким, а во рту стояла сладость. Мой взгляд, среди мусора и хлама в сарае, выхватывал все кусками — старые пятна крови, развешанные рваные собачьи шкуры… та же собака…
А этот лежал передо мной, скуля, размазывая розовые сопли по лицу.
И я очень четко осознал, что могу сделать всё… вот всё. И никто здесь и сейчас меня не остановит. Я размахнулся и со всей дури запулил камнем, целясь ему в голову. Из-за того, что тот закрывался острыми торчащими локтями в рваной джинсовке, камень лишь чиркнул ему по голове. Он откинулся и притих.
Но он был жив, когда я отвязывал ту рыжую собаку и уходил.
— За что… — нытьё за спиной заставило оглянуться.
— Крыса ты, — сплюнул на землю, под ноги. — И тварь. Тоже мне волчара… это тебя братки научили? Такие же крысы и шестёрки. Ещё попадешься — убью.
С тем и ушёл. И весь вечер был как пьяный. И внутри было странное такое удовольствие. И сожаление. Надо было бить ещё…