С каждым шагом я ощущал, как велико это пространство, как оно давит на меня своей тенью. Коридоры казались бесконечными, их стены смыкались вокруг, словно пытаясь поглотить меня. Но я знал, что должен идти вперёд. Когда я подошёл к двери канцелярии, меня встретила тишина. Сначала мне показалось, что никого нет. Я постучал, и звук удара о дерево разнёсся по коридору, словно нарушив вековое молчание. Я замер, ожидая ответа, чувствуя, как моё сердце бьётся всё быстрее.
Свечи и Недосказанность
Дверь открылась, и я вошёл. Комната была обставлена скромно, но с таким изысканным вкусом, что сразу стало понятно: здесь всегда ценился порядок и точность. Каждый предмет, каждая деталь интерьера говорили о том, что это место принадлежит человеку, для которого важны гармония и аккуратность. Стены были покрыты старыми книжными полками, на которых, несмотря на летучие шёпоты времени, всё ещё оставалась жизнь. Тусклый свет свечей играл на коричневых обложках старинных книг, создавая иллюзию уединённого мира, где не было места мракобесию внешнего мира. Воздух был наполнен лёгким ароматом пергамента и воска, смешанным с едва уловимым запахом старых страниц.
Она сидела за столом, погружённая в работу. Мелкая, тонкая, с руками, аккуратно пишущими на пергаменте, девушка, казалось, была частью этого тихого, забытого мира. Её волосы, тёмные и блестящие, были собраны в небрежный, но элегантный пучок, из которого выбивались несколько прядей, обрамляющих её лицо. Глаза, тёмные и внимательные, всё время скользили по страницам, не замечая меня. Она была полностью поглощена своим делом, и это вызывало у меня странное чувство уважения.
Но потом она подняла взгляд.
— О, вы… — её голос был мягким, но в нём звучала тень удивления, будто она не ожидала увидеть кого-то в этом месте.
Я стоял в дверях, не зная, что сказать. Тонкая, аккуратная девушка, полностью поглощённая работой, как и я, но в другом деле. Противоположность мне. Мои руки, иссохшие и неуклюжие, из-за долгих часов работы с тканью, внезапно сжались. Я почувствовал, как на моём лице появляется лёгкая краска смущения. Но взгляд её был неожиданно тёплым, и это удивило меня.
— Чем могу помочь? — спросила она, заметив капли крови, что оставили следы на моём платке, скромно обвивающем шею. Это была не просто ткань. Это был символ моего труда. И вот, увидев этот символ, девушка мягко посмотрела на меня, словно замечая нечто большее, чем просто грязь и пот.
Я замер на мгновение, глядя на её глаза, где мелькала искра сочувствия.
— Я… я пришёл за свечами. Для работы, — произнёс я, чувствуя, как слова теряют вес. В её присутствии всё стало каким-то не таким, как раньше. Слишком светлым. Я никогда не был хорош в общении. Моё место всегда было там, где я мог скрыться в тени, среди ткани и нитей. Но здесь, в этом помещении, под её внимательным взглядом, всё стало другим. Она, казалось, видела сквозь меня.
Она приподняла бровь, но не спросила больше. Вместо этого её взгляд снова упал на мой платок.
— Ваш платок… — начала она, и тут её голос немного смягчился. — С вами что-то случилось?
Я замер, чувствуя неловкость, которая сразу же окутала меня. Я попытался изобразить какую-то улыбку, но вместо этого вышло лишь её подобие.
— Это… это часть работы. Я… — начал я, но не смог закончить фразу. Как объяснить, что за каждым стежком и каждой каплей крови скрыта моя полная отдача делу, без которого я не могу существовать?
Девушка заметила моё замешательство и, кажется, почувствовала, что я просто не могу говорить.
— Работа, значит, — тихо повторила она, как будто принимая это на веру. — Я понимаю. Это… не так уж легко.
Её слова повисли в воздухе, но не как обвинение, а скорее как лёгкое утешение. Она посмотрела на меня с тем же вниманием, но теперь с какой-то сочувствующей лёгкостью в глазах. В её взгляде не было осуждения, только понимание.
Я снова почувствовал неловкость. Но на этот раз она была иной. Как будто я наконец-то был услышан, хотя бы на мгновение.
Она подняла взгляд от бумаги и взглянула на меня снова.
— Так зачем вы говорили, что пришли? — спросила она, мягко, с каким-то тихим любопытством в голосе.
Я не мог сразу ответить. Мои слова оставались внутри, как тяжёлый груз. В её глазах я вдруг увидел что-то большее, чем просто мир, в котором я жил. Я открыл рот, чтобы ответить, но слова, как всегда, застряли в горле.
Вскоре медленно выдохнув, будто выпуская из себя последние остатки сомнений, я вымолвил:
— Свечи… они догорели.
Мой голос прозвучал слишком резко для тихого покоя канцелярии. Девушка слегка подняла брови, будто мои слова нарушили что-то важное, но быстро вернулась к своему обычному спокойному виду. Она задумчиво кивнула, отложив перо, и спросила:
— А разве солнце не попадает в вашу мастерскую?
Этот вопрос застал меня врасплох. Я прикусил губу, глядя в пол, словно там могла появиться готовая отговорка. Разве солнце действительно освещало моё рабочее место? В лучах света для меня не было ничего, что хоть раз помогло в работе, редкие лучи лишь искажали линии ткани, затрудняя работу. Я соврал, быстро поднимая взгляд:
— Я… готовлюсь к ночи.
Девушка слегка прищурилась, но не стала задавать лишних вопросов. Её рука потянулась к одному из ящиков, она извлекла оттуда три аккуратно завернутых свечи.
— Возьмите. Этого должно хватить на некоторое время.
И я принял их, словно хрупкое сокровище, благодарно склонив голову. Было странное тепло в её жесте, искренность, к которой я не привык.
На мгновение замерев, уже готовый уйти, я осознал, что что-то держит меня здесь. Обернувшись, неуверенно оглядывая девушку, всё ещё сидящую за своим столом, я поймал желание, что удерживало меня.
Её пальцы вновь взяли перо, но замерли, когда она заметила мой взгляд.
— А как вас зовут? — вдруг спросил я.
Она слегка улыбнулась, отложив перо в сторону.
— Лина. А вы?
Я даже на секунду растерялся. Моё имя звучало таким простым, будто его и вовсе не существовало в этом мире. И я лишь прошептал:
—
Я…
И тишина вновь окутала нас. Девушка, кажется, собиралась что-то сказать, но я лишь коротко кивнул и скрылся за