И с чего все началось? Еще во времена динозавров первые инопланетяне прилетели на космическом корабле. Откуда мне это знать? Выдающиеся конструкции основателей, выстроенных под ажиотаж раннего становления, не протянули сотни лет до первого обрушения небес. А когда их наследство выветрилось из летописи поколений, кто-то взял бразды правления, как уникальная сущность для поклонения. Это был искусственный интеллект? Корабль!
Монстр, спрятавшийся где-то глубоко в земле, на протяжении сотен тысячелетий манипулировал мыслями людского муравейника, переделывая их в подобие прежних путешественников, с которыми он когда-то прибыл на эту планету. Неясно, был ли это развившийся дефект пролежавшего столько времени алгоритма. Или так действовала его основная, заложенная программа, маниакально направленная на поддержание функционирования команды корабля.
Демонстрируя одичалому потомству силу сохранившихся на борту диковинок, он заманивал одного бедолагу за другим голографическими проекциями горящего куста или видениями, внушаемыми паразитическим имплантатом. Установив свою безграничную власть, дело пошло за эксплуатацией людей, развивая одни достижения за другими, цикл за циклом. От краха к краху это все больше напоминало одержимость несбыточной идеей.
Сказка за сказкой никак иначе я не мог охарактеризовать венец и конец каждого цикла. Большая часть первоначальных повторений показывала рост, где одна научная вершина превосходила другую, будто режиссер, полировавший до идеала свое прошлое фантастическое творение. Полагаю, кому-то из них удалось заселить Марс, а космические лифты стали еще одним чудом света. Но очень быстро все обратилось в завод для цирка уродцев.
Ни один виток развития не обходился без этих экспериментов над людьми. Первые антиутопии блистали гармоничным укладом, но классовая борьба смертных и практически богов делала этот шаткий рай сомнительным. Военный акцент последующих цивилизаций сделал биологическое оружие панацеей для решения проблем. А появление религий сравняло инструмент выживания основателей, позволяющий адаптировать собственные тела к условиям среды, с оружием экстремизма, потеряв над ним контроль.
У тех, кто улетел отсюда, есть куда больший шанс заселить еще один шарик, и установить там свои правила. Но для оставшихся это становилось единственным способом выжить перед надвигающимся геноцидом, и перерасти в одержимость совершенствования человеческого вида.
Только где они? Во что превратились результаты этих бесчисленных опытов над себе подобными? Цели, виды культур и принципы построения всех этих сгинувших общин улетали чуждой фантазией. Но в памяти всплывали знакомые мне сюжеты из старых фильмов, снятых по мотивам мифов и легенд древней Греции. Такая вставка в исторические хроники походила на навязчивую яркую рекламу, не вписывающуюся в общий ход событий. И если бы не мое превращение во что-то несовместимое с этой реальностью, я вполне мог пропустить такое отступление, как и ранние детали всего повествования.
Один из последних циклов посвящался погребенной высокотехнологичной Атлантиде. От нее не осталось ни следа на поверхности, усеянной кратерами. Скрывшись за пеленой статистических данных, такая бомбардировка легко терялась на фоне образований, возникавших на протяжении миллионов лет. Нас — очередную цивилизацию, восставшую из пепла — еще ждала эта участь.
И все это творил искусственный интеллект? Совершенствовавшийся тысячелетиями механизм легко мог контролировать современные устройства, позволяя нам лишь мечтать о дальнем космосе. А демографический рост компенсировался нежеланием иметь детей, развязыванием конфликтов, терактов и дополнительными несчастными случаями — во имя некоего Всевышнего.
Но что-то пошло не так в этой хаотичной утопии. Или ему надоедало играться с разномастными сообществами, устраивая очередные бедствия? Не он ли подстроил мне западню, лишив конечностей? И что еще он со мной творил, пока я.…? Где я собственно нахожусь? И как давно?
Окружение, трансформируясь в скомканное представление о самом себе, завертелось перед глазами. Я падал в бездонную воронку, и процесс кормления моего разума знаниями отошел на второй план, сменившись каруселью повторений прошлого и будущего. Своенравная способность спонтанного предвидения, граничащая с паранойей, дала знать о себе, путая навязчивые сущности и отвлекая меня несвязанными картинками от безвольного состояния.
Вместо передышки меня терзали две противоречивые фантазии. Не зная, чего хочу, и понятия не имея, где верх и низ, теряя всякое представление о течении времени меня зажало сразу двумя наковальнями. Барабанящие наперерез симфонии, не замечая меня, вытесняли друг друга за край восприятия.
Желание выстроить мелькающие картинки в последовательность вызывало зуд в предполагаемом мозжечке. Но альтернативное состояние, выбивающее основу из-под ног, было не лучше. Волнами накатывали тошнотворные головокружения от заезженной пластинки, которая водопадом обрушивалась еще не происшедшими, но каким-то образом прожитыми сюжетами. Все одно и то же: духовные культы или научные истины — лишь вымысел, источник терминов и догмат для создания чего-то за гранью.
Не раз меня охватывало ощущение бесполезности, когда я задумывал что-то свое, и теперь, казалось, этому нашлось объяснение. Дело было не только в каком-то там отказавшем через год устройстве или человеке, любящем всем ставить палки в колеса. Нет, это была какая-то маленькая крупица в светящемся облаке, заноза, существовавшая задолго до появления всего и будто скрывающаяся от происходящего вокруг хаоса.
Стоило потянуться к ней и,… все исчезло. Оказавшись в абсолютном небытии, вымотанный мозговым штурмом, в котором мысли самовольно существовали, я больше ничего не мог. Что-то сломалось, выключилось извне и перестало дергать за оставшиеся ниточки, мотивируя против воли. Непроглядная мгла медленно покрылась серыми оттенками струящихся полос, пока яркий свет не залил все вокруг.
Глава 2
Неуправляемый
Я ждал в предвкушении. Миновав чистилище, независимо от того, куда попаду — в рай или ад, у меня для каждого нашлось бы что сказать. Яркий свет еще слепил несуществующие глаза, которые невозможно закрыть. Затем проступили очертания белой пустой комнаты, лишенной каких-либо деталей и теней. Классическая приемная распределения душ усопших, лишенная всяких удобств и мишуры, уже на этом этапе проверяла, усвоенные уроки земных мытарств.
Пока я осматривался и ощупывал свое бестелесное существо, через которое туманные конечности проходили насквозь, передо мной возник невысокий старик. Пухлое неровное лицо, нос картошкой, короткие седые лохматые волосы и усы с мелкой бородкой в слепящем освещении напоминали мне мультипликационного персонажа. На нем был обычный медицинский халат, явно не подходящий ему по размеру и не сочетающийся с остальной необычной одеждой.
— Что ж, посмотрим,… показатели, кажется, в норме, но этих всплесков здесь быть не должно, — я не понимал,