— Ты ничего так и не понял. Это печалит меня.
— Печалит, твою мать? Агра, я тебя знаю двадцать лет! Таких бесстыдных и беспринципных хватов, как ты, больше не найдёшь. Я считал, что вся эта клоунада с мантиями, все эти разговоры о божьем промысле для того, чтобы лучше держать твоих напичканных таблетками и просушенных эм-волнами ублюдков в узде. И сейчас ты, ты говоришь мне о каком-то пути! После того, как мы заставили вздрогнуть весь наркорынок и убрали с пути армию врагов! Ты что, Агра⁈
— Твои слова не изменят ничего.
— Что с тобой стряслось? Этот синеглазый упырь так подействовал? Этот недоумок-головастик, годный лишь на то, чтобы делать «семя дракона»⁈ Этот скукоженный мозгляк, которого мы пригрели!
— Ты ничего не понял, Роман. Ты не понял, с кем имеешь дело. Он вестник силы.
— Что? Из-за подобных бредней должно распасться все? Я лучше пристрелю его! Мои «головастики» разберутся в его хозяйстве не хуже него самого.
— Ты пристрелишь его? Сейчас я должен был бы рассмеяться, но давно отвык от этого. Роман, с таким же успехом ты можешь попытаться прихлопнуть газетой разъярённого носорога.
— Если надо, я пристрелю и тебя.
— Ты так говоришь, будто я, а не ты в гостях.
— Ты отважишься на войну со мной?
— Войну? Ну что ты. Я просто предоставлю тебе выбор. Или ты с нами. И твоя душа увидит свет истины. Или…
— Ты совсем спятил, Агра!
— Приди к нам. Идём с нами, Роман. У тебя есть ещё минута.
— Что⁈ Угрожаешь? Мы заставим тебя сжевать свой не в меру разболтавшийся язык!
— Секунды уходят. Решай.
— Ах ты…
— Время истекло. Я мог помочь тебе. Мне жаль, Роман.
Айрапетян начал бледнеть, посмотрел ошарашенно на рюмку, которую держал в руке, потом поднял глаза на Аграхама и прошипел:
— Ты… Святоша…
И рухнул на пол.
Ясно, Аграхам угостил приятеля джином с тоником и ядом, а в процессе разговора пытался выяснить, достоин ли тот противоядия.
Ангел Воплощения поднялся с кресла. Он даже не смотрел на распростёршееся тело. Его сообщник больше не существовал для него и не был достоин того, чтобы даже остановить на нём взор. Аграхам вышел из поля зрения камеры.
Где его теперь искать я знал.
Переключив проникатель на командный пункт, я вновь смог полюбоваться молчащей, застывшей толпой. Через минуту она взорвалась истошным криком.
В проёме возникла фигура. На возвышении возник Ангел Земного Воплощения Аграхам Сокрушающий…
13
* * *
Здесь готовилось что-то омерзительное. Истошный вопль стих как по команде. И на зал обрушилась тишина. Не простая. Она вдавливала послушников в пол, их равнодушные лица начали искажаться гримасами боли.
Психогенераторы? Не похоже. Кажется, между пастырем и паствой установился контакт, для которого не нужно ничего, только присутствие достаточного количества людей и соответствующий настрой.
Так прошло минут пятнадцать. Ровным счётом ничего не происходило. Во всяком случае внешне. Что происходило в душах послушников, можно было только гадать. Вот только гадать не хотелось. Я не понимал, что именно в этой сцене внушает мне такое отвращение.
Интересно, это каждодневный треннинг, или я попал на исключительное мероприятие. Судя по тому, как безжалостно и решительно накачал Ангел Земного Воплощения своего напарника джином с ядом, и принимая во внимание их жаркую дискуссию, можно было сделать вывод, что день сегодня скорее исключительный, чем обычный для этой шайки.
Гнетущая тишина, неподвижные фигуры — это было только начало. Основные события ждали впереди.
Изображение дрогнуло и помутнело. Неужели техника даёт сбои? Не должна бы…
Я нажал на кнопку тестирования проникателя. Через секунду узнал, что система работает в рабочем режиме, а все помехи на входе — проще говоря, барахлит видеокамера в зале для шабаша.
Странно. Обычно камеры СТ-фонов и внутреннего контроля весьма надёжны, если, конечно, хозяева логова не понабрали рухлядь со свалок. Но на них это не похоже. Значит, нечто создаёт помехи. Следовательно, надо ждать гостей.
Ага, я не ошибся. Вот и он.
За спиной Аграхама возник тёмный силуэт. Барахлящая камера не могла чётко передать черт лица, а жалко. Может быть, хоть сейчас я бы рассмотрел хорошо Найдёныша. Но не судьба. Ничего, будет ещё сегодня время познакомиться с ним поближе.
— Последняя ночь наступает, — в гробовом молчании сообщил своей пастве сенсационную новость Ангел Земного Воплощения. — Приветствуем её приход.
Резко рубанул по ушам истошный, животный визг нескольких сотен глоток. Но это был визг не от возбуждения, страсти, страха или ликования. В нём было нечто совершенно бесстрастное. Он прекратился как по команде, и его сменили ритмичные фразы, барабаном отдающиеся в каждой клеточке тела. Паства читала молитву на незнакомом мне языке, скорее всего, каком-то или древнем, или редком. Наверное, подобные действа повторялись не раз, разыграно было всё как по нотам и наполнено своим смыслом — сознание приводилось в определённое состояние, превращалось в глину, из которой можно слепить что угодно.
— На пороге последней ночи, — голос Аграхама Сокрушающего лился полноводной рекой, захватывая щепки умов и увлекая их вперёд, в неизвестность, — вы разойдётесь сегодня по городам трижды проклятой обители порока — Земли. Вы — провозвестники последней ночи, вы, которые знаете, что больше не будет дня, вы, провозвестники Армаггеддона, ножом через масло, мечом через стекло, пламенем через лёд будете вспарывать души и кидать их к подножию этого алтаря. Мы дадим вам силу, а значит, дадим власть. Мы даём вам много. Но требуем в тысячу раз больше, и это самая большая награда вам, мои дети. Сладостное рабство духа. Экстаз подчинения. Благостность отказа от собственной воли! Вы — ничто. Я — ничто. Вместе мы все — начало, концы, прощения, наказания, высшая справедливость и низчайшая низость. Мы — все. Мы — собиратели душ.
Как по команде толпа взревела. И так же резко и неожиданно рёв закончился, будто выключили звук.
— ЦАРЬ ПОСЛЕДНЕЙ НОЧИ! — возопил Аграхам.
Из-за его спины выступил Найдёныш. Я немного яснее различал его лицо, но всё равно не настолько чётко, как хотелось бы. Мне показалось, что движения его неуверенны. Он растерян.
— Я… — он запнулся. — Я не хочу этого. Он обвёл глазами собравшихся.
— Мне не нравится это… Но…
Он взмахнул рукой, и как в сказке с его руки посыпались голубые, мерцающие искры. С каждым взмахом их