И вот после завтрака к нам заявилась Изабелла, которую мы не видели два дня. Она держалась ещё суше и официальнее, чем обычно, хотя, как мне казалось, она уже давно в этом достигла предела.
— Как вы себя чувствуете? — осведомилась она.
— Просто прекрасно. Ваше гостеприимство идёт нам на пользу, — сказал я.
Сарказм, который я вложил в эти слова, был проигнорирован.
— Самочувствие ваше, — обернулась к Шестерневу, — нестандартно. Показатели в норме, но изменчивы. Пока состояние не внушает опасений, но… Мы не можем поставить диагноз.
И не сможете, подумал я. Фактически организм Шестернева сейчас полностью перестраивается, вот только большинство изменений стандартному диагносту «Гиппократ» не выявить, иначе, думаю, с Изабеллы моментом слетела бы её маска равнодушия.
— Мы польщены заботой о нашем здоровье, — сказал Шестернев, — но на Марс мы прилетели не лечиться.
— А зачем?
— Мы уже отвечали на этот вопрос — социологическая программа Совета Земли по внешним поселениям, — раздражённо произнёс я. — Нет никакого смысла нас задерживать.
— Так ли? — губы Изабеллы дрогнули в лёгкой усмешке.
Оказывается, у неё есть эмоции.
— Именно так.
— Мы это вскоре выясним.
Готовит она нам какую-то свинью. Я чувствовал.
— Через час вас удостоит встречи Сергей Андерсон.
— Мы чрезвычайно польщены, — кивнул Шестернев. — А кто он такой хоть?
— Колдун. Через час. Купол. Она обернулась и плавной эротичной походкой удалилась.
Двери сомкнулись.
— Колдун… Только этого не хватало, — сказал я…
5
* * *
Я расположился в кресле около аквариума с барракудой. Клуб — единственное место, где есть мягкие кресла, в которых можно блаженно развалиться и расслабиться. Остальная мебель в ските специально создана для того, чтобы доставить людям (тьфу — м-мутантам) наибольшие неудобства.
— Интересно, что это за колдун? — не мог успокоиться Шестернев.
— Увидим. Наверное, с посохом и филином на плече. Как положено.
— Мы попали в каменный век. М-мутанты — чистые троглодиты. Живут в пещерах. С внешним миром не общаются. Спасённых ими не отпускают. Кстати, это первобытный обычай — спасённый в джунглях племенем становится его членом.
— Или съедается при наличии возражений.
— Или съедается. Или вот ей скармливается, — Шестернев постучал по бронированному стеклу аквариума перед носом лениво шевелящей плавниками барракуды. Та никак не отреагировала, глядя куда-то выпученными тупыми глазами. — Колдуны. Шаманы. Бубен. Точно каменный век! М-мутанты решили сбросить шелуху цивилизации.
— Сейчас увидим.
У меня на сей счёт было иное мнение…
Он появился через пятнадцать минут после назначенного срока. На вид колдуну было лет двадцать. Худой нервный молодой человек. Аура блестящая, переливающаяся как фейерверк. В нём ощущалась та самая СИЛА. Но не такая, как у супера — иная. Возможно, не меньшая, но совершенно иная, чем-то схожая с биением недр Марса. Как бы то ни было — Сергей Андерсон колдуном был настоящим, без дураков.
Он поздоровался и сел в кресло напротив, бесцеремонно рассматривая нас… Точно, это ощущение его присутствия посещало меня два раза. Он наверняка приценился за время нашего пребывания в ските к нам и теперь принял какое-то решение.
— Вы иные, — сразу взял он быка за рога. — Вы не похожи на «кротов» и «земельников».
Насколько я узнал, мутанты называют «кротами» обычных поселенцев, зарывающихся в пещерах, прячущихся в куполах от Марса. «Земельники» — соответственно, земляне. Что тут скажешь? Промолчим из вежливости,
— Асгард? — осведомился Андерсон. Я пожал плечами.
— Асгард! — Это было уже утверждение, с которым смешно спорить.
— Это основание держать нас здесь? — спросил я.
— Опасность. Вы несёте её с собой. Она — в биении вашей «джи», — он посмотрел на меня.
«Джи» в понятии м-мутантов, а также многих других, изначальная вселенская энергия, основа всех видов полей и вещества, а также первичного духа, жизни.
— Тебе есть, что сказать? — спросил я. — Так говори, Моё слово будет потом.
— Вы знаете, кто мы? — неожиданно спросил Андерсон.
— М-мутанты.
— Название, данное нам «кротами». Уничижительное название. Мы — марселены.
Слышал. Марсианские поселенцы — сокращённо марселены. М-мутанты предпочитают, чтобы их называли так.
— Марс — наша Родина. Здесь уже растут поколения, ни разу не бывавшие на Земле и не стремящиеся туда. Мы строим своё общество. Нас сегодня пятнадцать тысяч. Мы стараемся строить справедливое общество, лишённое излишней агрессии, насилия. Это не получается, потому что мы всего лишь люди, хоть и имеющие, в отличие от большинства «кротов» и «земельников», свою цель. Мы строим рациональное общество, не обременённое излишками — как материальными, так и духовными. Мы учимся слушать голос «джи» Марса и Вселенной.
Секретные доклады социологической комиссии ОССН, которые мне как-то довелось читать, говорили о растущем изоляционизме м-мутантов, о противопоставлении себя остальному человечеству. Пока лишь как теоретический вариант рассматривалась возможность, что однажды м-мутанты не захотят делить с нами Марс. Теперь мне подумалось, что это случится скорее, чем мы думаем.
— Нам не нравится, когда нечто неизвестное вторгается в нашу жизнь. Мы находим общий язык с администрацией, шахтёрами, преступниками. С ними бывают конфликты, порой кровавые. Нам не привыкать к ненависти и недоверию со стороны «кротов». Но… Но тогда к нам вторглось нечто гораздо более худшее. Вторгся разрушитель полотна бытия. И он был похож на вас.
— Что ты имеешь в виду? — напрягся Шестернев.
— Он пришёл к нам по пустыне, Его привели марселены со скита «Сиреневый». Он шёл через пустыню с откинутым шлемом скафа. Его приняли за марселена. Он не отвечал на вопросы. Он молчал. В «Сиреневом» пробыл семь часов. Когда ушёл, туда пришёл кошмар.
Андерсон щёлкнул пальцами.
— Развёртка. Блок «Сиреневый», со второй минуты.
В воздухе возник СТ-проем.
— Запись сильно повреждена всплеском ЭМ-поля. Всё, что удалось восстановить.
Полосы. Рябь. Через неё с трудом прорывалось изображение. Слышался свист ЭМ-очередей. Чьё-то яростно оскаленное лицо. Опускающийся окровавленный нож… Катящаяся по полу отрубленная улыбающаяся голова.
— В «Сиреневом» проживало восемьдесят марселенов, — пояснил происходящее Андерсон. — Тридцать пять погибло. Вспышка ярости. Оставшиеся в живых ничего не помнят.
— Почему тот пришелец похож