Собравшись с остатками сил, я вскидываю руку вверх, целясь острым концом отвертки в висок Рида.
Удар получается слабым, и все же я ощущаю, как лопатка инструмента чиркает по чему-то мягкому, встречая лишь незначительное сопротивление, а затем останавливается сплошной стенкой — по-видимому, костью.
Дэрроу вскрикивает, и его хватка на моем горле разом исчезает.
— Мой глаз!
Он наполовину сползает, наполовину сваливается с меня.
Перекатившись на бок, я жадно втягиваю воздух, кашляя и задыхаясь. Для саднящего горла каждая порция вдыхаемого воздуха что толченое стекло.
— Я не вижу! Я не… Ах ты, сука! — истерично вопит Рид. Ерунда, что в окружающей кромешной тьме ему и не разобрать, ослепила я его или нет. — Да я тебя… Ты заплатишь… И это только начало…
Пока он заходится бессвязными криками, я встаю на четвереньки и уползаю подальше от него. Травмированное горло пульсирует болью, но все же функционирует.
«Надо подняться. Надо бежать. Нам надо бежать», — лихорадочно соображаю я. Нисколько не сомневаюсь, что Дэрроу в своем нынешнем состоянии убьет меня, если ему выпадет еще одна возможность. А если попадется Кейн, то и его.
Стоит мне принять более-менее вертикальное положение, как немедленно накатывает дурнота, и я испытываю сильнейшее головокружение, еще более усугубляющееся темнотой. Мне уже и не понять, падаю ли я, где верх, где низ, в то время как тело панически сигнализирует о стремительно приближающейся поверхности. Я машинально выкидываю рута в надежде найти опору.
Пальцы задевают грубую ткань, согретую человеческим теплом.
Отдергиваю руку, и только затем включается мозг. Ведь Рид позади, все еще верещит, хотя уже и тише. А призраки — во всяком случае, с которыми я до сей поры сталкивалась, — всегда холодные.
Кейн.
Снова протягиваю руку, нашариваю его спину и затем плечо. Спускаюсь по руке к кисти и нащупываю такие знакомые мозолистые кончики пальцев.
Это он.
От непомерного облегчения я едва не задыхаюсь. В горле встает ком, по щекам катятся слезы боли.
Как и раньше, Кейн не берет мою руку, но позволяет взять свою. Что я и делаю.
И мы тут же срываемся на бег. Я тяну его за собой как могу быстро. В темноте лишь и остается, что полагаться на чутье. Где-то в этом ничто есть выход, вот только где…
Каждый шаг ощущается как последний.
Лихорадочно пытаюсь вспомнить плавный изгиб коридора, где в нем располагаются пристенные декоративные столики.
Один из них немедленно обнаруживается, и весьма болезненно, когда я натыкаюсь на него бедром. Ваза с засохшими цветами с клацаньем покачивается из стороны в сторону, а потом с грохотом разбивается об пол.
Причитания Рида позади сменяются рычанием и топотом. Он гонится за нами.
Мать твою.
Прихрамывая после столкновения, снова тяну Кейна. Под ногами хрустит битое стекло, выдавая наше расположение Дэрроу. Если, конечно же, ему все еще достает вменяемости делать простейшие выводы.
Тем не менее мрак впереди начинает рассеиваться, теперь я уверена в этом. И все же становится недостаточно светло, исходя из запомнившегося мне количества и яркости устанавливавшихся отделением Диас ламп.
Под поднятой заслонкой мы выбегаем на площадку Платинового уровня перед спиральной лестницей в атриум. Опустевший пьедестал, на котором раньше высилась «Грация» (или «Скорость») — столь желанный и знакомый ориентир.
И, считай, единственный.
Не сбавляя скорости, мчим к лестнице — мне отнюдь не хочется, чтобы Рид нас нагнал, а если это произойдет на ней, нам точно крышка, — и я на ходу бросаю взгляд вниз.
На какое-то мгновение мне застилает глаза, и я вижу атриум ярко и жизнерадостно освещенным. По нему туда-сюда прогуливаются десятки пассажиров — кто в вечернем туалете для зала торжеств, кто в купальных костюмах или халатах для водных процедур, Небольшая группка весело переговаривается, устроившись на пока еще не запачканных диванах. Никакого намека на кровь и побоище, сидят себе и чокаются бокалами с шампанским.
«Аврора» в один из своих последних моментов нормальной жизни. До того, как старший помощник Уоллес включил спрятанное устройство и обрек всех на ад.
Я моргаю, и видение исчезает, оставляя лишь тускло освещенный атриум, заполненный мертвецами.
Которых стало больше.
Лампы на стойках опрокинуты или разбиты пулями, хотя парочка все еще шипит и мерцает. А среди трупов пассажиров появилось несколько новых, облаченных в знакомые скафандры.
Пол заляпан свежей кровью, красной и пугающе яркой. Дорожки из ее жирных капель, кое-где собирающиеся в лужицы, убегают из зала и теряются в коридоре.
Значит, стрельба и крики доносились отсюда. Во всяком случае, какая-то их часть.
Прекрасно. Я пытаюсь подавить поднимающуюся внутри волну мрачного удовлетворения. От этого чувства мне не по себе. Я не хотела, чтобы кто-то погиб.
Но если дело сводится к выбору мы или они, насчет стороны гадать не приходится.
Практичная, прагматичная, гадкая. Пожалуй, я все-таки дитя «Верукса» в большей степени, нежели всегда осознавала. Но, опять же, я не подписывалась на смерть ради легенды прикрытия и, уж как пить дать, не я начала это, нахрен.
Перед полем боя на коленях сидит поникшая Диас, устремив невидящий взгляд на своих подчиненных. На то, что от них осталось. Ее шлем валяется на боку рядом на полу, фонарь на нем под неестественным углом отбрасывает луч света на противоположную стену. Пальцы безвольно опущенной руки по-прежнему сжимают пистолет, но вряд ли она о нем помнит. Ее грудь тяжело поднимается и опускается под оболочкой скафандра, Диас все еще жива.
Меня охватывает неуверенность. Как глубоко она погружена в свои видения? Насколько отвлечена на утрату или галлюцинацию — или на то и другое вместе? Быть может, нам удастся проскользнуть незамеченными?
Прежде чем я успеваю что-либо сделать, даже решиться на что-то, Диас резко поднимает голову и берет меня на прицел.
31
Я отступаю, отталкивая назад и Кейна. Вот только если Диас нажмет на крючок прямо сейчас, я не успею спасти ни себя, ни его.
Напряженно ожидаю оглушительного грохота выстрела и молниеносного, сокрушительного удара в грудь.
Ничего.
Выманивает меня на видное место? Или затеяла что-то другое?
Но если бы она хотела, выстрелила бы еще мгновение назад. Зачем ей хитрить со мной? Тогда, опять же, почему она не выстрелила?
— Ковалик! — ревет Рид позади нас. Звуки его неуверенных шагов все ближе.
Черт! Я рискую оглянуться. Пока Дэрроу не видно, но это ненадолго. Необходимо что-то предпринять, или мы умрем. Так или иначе. Но раз уж приходится