Приезд Ширин в замок Хосрова в Медаине
Постройка замка для Ширин
Перенесенная в цветущий Медаин, Ко всем приветливой умела быть Ширин. И месяц миновал в спокойствии, и снова Покой пропал: твердят, что нет вблизи Хосрова, Что он охотился, а будто бы потом В Армению бежал, отцовский бросив дом. Чем горе исцелить? Упало сердце, плача. Воистину бежит за нею неудача! Не долго охранял красавицу дворец,— Уж сердце страстное измучилось вконец. Все стало ясно ей: тот юноша, который, Попридержав коня, во взор ей бросил взоры, Был сам Хосров; свой путь забыв, ее одну Он видел, он взирал, как солнце на луну. Она бранит себя, хоть мало в этом проку, Но вот — отвергла скорбь, но вот — покорна року. Но вот — терпением как будто бы полна, Но вот воскликнула: «Я тягостно больна! Мне замок надлежит на высоте просторной Построить, чтоб синел мне кругозор нагорный! Горянка я. Меж роз я рождена. Тут зной Их все желтит. На мне — нет алой ни одной!» Подруге молвила подруг лукавых стая: «Напрасно, как свеча, ты изнываешь, тая. Велел властитель наш создать тебе приют В горах, где ветерки прохладу подают. Когда прикажешь ты — приказов исполнитель Построит на горе отрадную обитель». Ширин сказала: «Да! Постройте мне скорей Дворец, как приказал вам это царь царей». Рабыни — ревности их всех пронзало жало — Там, где ничья душа словам их не мешала, Строителю жужжат: «Из Вавилонских гор Колдунья прибыла [170]; ее всесилен взор. Велит она земле: «Взлетай, земля!» — поспешно Поднимутся пески, день станет мглой кромешной. Прикажет небесам застыть — и вмиг тогда Застынут небеса до Страшного суда. Она велела там построить ей жилище, Где обращает зной и камни в пепелище, Чтоб не было окрест из смертных никого: В безлюдии творит колдунья колдовство. Для ве́щей ты сверши свой путь необычайный. Найди тлетворный лог, и огненный и тайный. Там замок сотвори не покладая рук, А плату с нас бери какую знаешь, друг». Потом несут шелка, парчу несут и злато: Ослиный полный груз — строителя оплата. Строитель принял клад. Обрадованный, в путь Он тронулся, в пути не смея отдохнуть. Ища безлюдных мест, он в горы шел, и горы, На горы вставшие, его встречали взоры. Есть раскаленный край, на мир глядит он зло. Дитя в неделю б там состариться могло. В фарсахах десяти он от Кирманшахана [171]. Да что Кирманшахан! Он марево тумана. Строитель приступил к работе: «Не найду Я края пламенней, — сказал он, — я в аду. И тот, кого б сюда загнать сумели бури, Поймет: чертог в аду построен не для гурий». На вечер мускусом ночная пала мгла. Не жарко, — и Ширин свой путь начать смогла. Отроковицы с ней. Но было их немного — Не знавших, что любви злокозненна дорога. И в замкнутой тюрьме, в которой жар пылал, Ширин жила в плену, как сжатый камнем лал. И, позабыв миры, полна своим недугом, Своих томлений жар она считала другом.