— Не дам.
— Ну, пять!
— Нет.
— Что ж… и рубля жалко? Ведь салфетка новехонькая. Ее только ежели выстирать…
— Рубль я дам. Но только салфетку забирайте. Не нужно.
— Вот за это мерси! И сахарок я уж возьму. А спички и билет — ваши. Будем считать спички по двугривенному, a билет за шестьдесят.
Когда он уходил, я вышел его провожать.
— О, не затрудняйтесь, — замахал он руками.
— Нет, почему же. Тут, кстати, висит мое пальто,
— Что ж из этого следует? — прищурился он.
— Да то, что я слишком скромен для всего этого.
— Чеховианцем вы можете быть, a аверченковианцем вам делаться не следует.
— Подождем! — загадочно сказал он, уходя.
И неизвестно было, чего он хотел ждать: того ли, чтобы я сделался известным, того ли, чтобы прислуга когда-нибудь оставила парадную дверь открытой?
Бедный Чехов! Десять лет тому назад тебя привезли в вагоне для устриц, и нынешние «юбилейные» дни проходить под тем же нелепым знаком нелепой устрицы.