И он исчез с слепым и вечным своим другом.
— О, дурацтво, — произнес тогда Робацкий, костельный служка, — тен чловек не умрет на своей постеле…
Пан Робацкий широко раскрыл рот и зевнул, как кошка. Я распрощался и ушел ночевать к себе домой, к моим обворованным евреям.
По городу слонялась бездомная луна. И я шел с нею вместе, отогревая в себе неисполнимые мечты и нестройные песни.