Рану часто промывали водой, давая ей свободно стекать в таз. Шум воды где-то внизу и стал последним, что он запомнил перед тем, как впасть в беспамятство.
Выздоравливал долго и тяжело. Мучал стыд… оттого, что не наказал своей рукой ее обидчика… что и так похудевшая донельзя, она тратит силы на него… что видела его нагим, его орган… Сейчас он жалел, что согласился на ее предложение – не справился, не сумел, не мужчина.
Причин полярно поменявшегося к нему отношения сослуживцев и даже подарка для Таис он не понимал. Подозревал разве – никому, увидевшему ее, не пришло бы в голову… грязные мысли, мерзкие домыслы. Выглядела она, как ангел. Хрупкий почти прозрачный ангел, спустившийся на землю, чтобы спасти его. Ну и Дашша, конечно… Как он сможет отблагодарить этих женщин?
Как смог отпустить ее Великий князь?! Со своим ребенком в животе. Немыслимо… Он же видел их прощание, взгляды, ее романс, кортик… и ничего, совершенно ничего сейчас не понимал.
Потом все сложилось к одному – неплохо будто сложилось. Их поселили во дворце, и он не особо размышлял на этот счет – загадок и так хватало. Просто ждал объяснений от короля и что разговор этот состоится, даже не сомневался.
Потом был вечер звездопада, когда он разглядел свою жену окончательно. Внешность ангела и внутренний мир, сочетающий в себе любопытного ребенка, восторженную девицу и разумную женщину. Странное сочетание, в котором ему еще предстояло разбираться. Но делать это будет приятно – он был уверен.
Разобрался…
- Я рад, Фредерик, несказанно рад, что оба вы взялись за ум – ты и Карл, - обнимал его за плечи дядя, - признаться… засомневался вначале – а не водишь ли ты меня за нос? Но Людвиг видел, как она… - показал он взглядом на Таис, - ласкает твои волосы и поет для тебя колыбельную. Моя Катрин делала так же, когда я болел. И ты тоже… этот взгляд ни с чем не спутать, ты влюблен в свою жену – безусловно. Я вижу в тебе нежность к ней и любование. А посему… - заглянул он двоюродному племяннику в глаза.
- Ты подарил мне надежду. Русские невесты творят чудеса? – засмеялся по-доброму, - моя Катрин, Ольга, Таис… Я отдалился от сына, но теперь максимально привлеку его к себе. Пора учить его правлению, сблизиться. Ольгу видел совсем девочкой, будем знакомиться вновь, а ты… Тебе жалую дом, который готовили для них. Тратиться на него не придется, на слуг также. Я знаю, что у тебя трудности со службой и деньгами. Подумаю о должности для тебя… возможно дипломатической – как тебе?
- Это было бы… буду рад принести пользу Отечеству на любой указанной вами должности, - еле разлепил губы племянник.
- А отчего тогда такой потерянный вид? Не веришь в мою милость? Ну же… вот она спешит к тебе, не может без тебя, как когда-то моя Катрин. Как же я рад… как рад…
Потерянный вид? Фредерик был в ужасе!
Потому что, если все так и это действительно любовь – все то, что он чувствует... Нет, это еще следовало хорошенько обдумать, вспомнить, осознать! Доказать.
Но если все так и его настигла любовь к женщине, влюбленной в другого… Да нет – бред же! Не может быть, возможно здесь другое… Заботиться и беспокоиться можно и о сестре. А чего-то иного в себе он просто не допустит, это путь в никуда. И что может ждать его на нем, он даже не представлял. Только знал, что ничего хорошего.
Глава 20
«Минуй нас пуще всех печалей и барский гнев, и барская любовь».
Пряники, вдруг просыпавшиеся на нас, напрягали. И, судя по настроению мужа, не нравилось это не только мне.
Дом, пожалованный нам, находился в пригороде Штутгарта. Мощеная камнем дорога поднималась в гору и привела нас на холм на самом краю поселения. С одной стороны и неплохо – меньше суеты и тихо, с другой же… я смотрела на балкон второго этажа, деревянные столбики перил и представляла не то, как классно там будет пить чай или встречать рассвет. Память подкинула другую картинку – беснующаяся толпа, прорывающаяся в запертую дверь и Ольга, «спокойно» вышедшая на балкон и громко заявившая:
- Я – дочь русского царя. И я никого не боюсь!
Смогу я так? Когда одна в доме, а на руках ребенок. Или сюда не сунутся, потому что в доме будет жить не семья кронпринца, а просто принца? ХЗ, как говорится…
Через два года… Картофельный бунт следующего станет своеобразной подготовкой к подобию революции год спустя. Недовольство местного пролетариата растет уже сейчас, это процесс накопительный. Крестьяне более инертны, привязаны к земле и благам, которые от нее получают. Они более стабильны, надежны, спокойны… более оптимисты. Умеют вырастить еду и грамотно распределить ее посезонно благодаря даже не личному, а опыту поколений. Но мы сейчас в городе.
Дом был немаленьким, каменным и очень живописным, конечно. Смотреть на него - большое удовольствие, но вот жить… здесь я сильно сомневалась.
Вопрос не в том, чтобы выжить… выживали и в промерзших этажах Ленинграда, и в пещерах, и в землянках. Речь о том, чтобы жить здор о во и комфортно. Каменный дом холодный и сырой. Протопить такие полностью даже не пытались, согреваясь точечно – у комнатных печей или каминов, под задернутыми балдахинами и теплой одеждой.
- Фредерик?.. – решилась я, рассматривая крутой склон за домом, поросший травой двор безо