Импровиз. Одиночество менестреля
Пролог
Реналла не думала, что способна когда-либо испытать настоящий ужас. Просто так пугалась она часто, как и свойственно девочкам. Увиденная в полумраке спальни крыса; нетопырь, влетевший в окно; ухающая ночью болотная выпь; крики кружащего рядом с замком козодоя; злая собака; бык, которого выпасали на лугу, а чтобы добраться до опушки с зарослями малины, нужно было пройти мимо него или сделать большой крюк по задворкам, где, опять же, можно запросто влезть в крапиву, ничего хорошего не сулящую босым ногам. Боялась чудищ и демонов из сказок, что на ночь глядя рассказывала ей нянька. Став чуть постарше, она боялась за жизнь отца, отправляющегося на войну с Унсалой. За менестреля Ланса альт Грегора, который должен был драться на дуэли с сыном посланника с островов. И за сына посланника тоже немножко. Боялась за мужа, который отличался задиристым нравом и часто ввязывался в поединки. Боялась, когда осталась одна в Аркайле и когда приехали родители Деррика. Боялась бежать в карете прана Гвена альт Раста. Очень сильно боялась, когда стала свидетельницей убийства знаменщика Толбо. Но оказалось, что эти страхи — сущая безделица.
Ведь ни крыса, ни бык, ни, тем более, свёкор со свекровью не угрожали её жизни непосредственно. А переживания за кого-то, пусть даже и за близкого человека, так и останутся переживаниями, даже если они очень сильные и не находишь себе места, и темнеет в глазах, дрожат руки и ноги.
Но первый обстрел Вожерона…
Начался он среди бела дня, когда Реналла, скучая у окошка — а покидать подворье, где квартировалось командование Роты Стальных Котов, ей запретили строго настрого — решила позвать служанку и расчесать волосы. Марша, по всему похоже, была готова молиться на Реналлу. Ещё бы! Многие селянки и дворовые девки успевали от рождения вырасти, выйти замуж, нарожать детей и состариться, нянча внуков, а города так и не видели. Для четырнадцатилетней девчонки Вожерон казался столицей — двухэтажные дома с каменным основанием, черепичные крыши, позолоченные купола храмов, ратуша, замощённая камнем рыночная площадь. А ещё — военные… Красавцы-праны, как свои, местные, так и кевинальцы, вирулийцы, даже несколько унсальцев. Одетые в яркие камзолы, начищенные кирасы, шлемы с плюмажём. С гербами Домов на груди. Вооружённые шпагами и кинжалами. Первые насколько дней Марша наблюдала за ними с раскрытым ртом и выпученными глазами. Потом немного пообвыклась, но всё равно обмирала при виде офицеров. Не зная, как ещё выразить благодарность, она ухаживала за Реналлой старательно и самозабвенно. Само собой, успевая выкроить время для того,чтобы выбежать на улицу и поглазеть на военных.
Реналла устроилась у окна, но едва только Марша провела по её волосам костяной расчёской, вдалеке что-то загрохотало. Сам по себе гром канонады давно никого не удивлял в Вожероне. Всю минувшую неделю сводки с полей сражений становились хуже и хуже. Армия Аркайла, используя численный перевес, теснила войска бунтовщиков, отбросив их с первоначально занимаемых позиций на добрый десяток лиг. Пран Жерон сутками не покидал седла, появляясь в расположении Роты лишь для того, чтобы переодеться, сменив заскорузлое от пота и пыли платье на новое и поспать одну две стражи. Его лейтенанты сбивались с ног, поддерживая боеспособность не только Роты Стальных Котов, но и отрядов местного ополчения. Дворянская самооборона, как назывались эти отряды из числа вассалов Домов Сапфирного Солнца и Бирюзовой Черепахи стремились в битву, не задумываясь, чем это грозит.
Об этом рассказал Реналле пран Пьетро, вернувшийся на один день из Аледе, где его сменил Сергио альт Табаска. Форты, где стояли гарнизоны повстанцев ещё держались. Не сдавался городок Глевер, отстоявший от Вожерона на пять-шесть лиг. Его обороняла ещё одна Рота, нанятая праном Клеаном в Кевинале — Сладкие Демоны. Количеством солдат и выучкой она уступала «стальным котам», но превосходила их беззаботным отношением к смерти. Отчаянными вылазками они так напугали аркайлцев, что те не решались пойти на штурм, хотя у Глевера не было крепостной стены.
Одно единственное полевое сражение окончилось вничью. Потери с обеих сторон оказались слишком тяжёлыми, чтобы у командиров возникло желание пытаться повторить. Только в Вожерон два дня свозили раненых. Лейтенант Марцель, возглавивший «младших сыновей» носился день и ночь по тылам атакующих сил, уничтожая обозы и вырезая отряды фуражиров. Во многом благодаря его неустанным трудам наступление приостановилось. Воякам герцога-консорта приходилось едва ли не каждую телегу с солониной охранять так, будто там бочонки с серебром. Начались грабежи местных крестьян — амбары выгребались до последнего зёрнышка, овец, кров и свиней пустили под нож. В ответ люди уходили, оставляя поселения пустыми, как во время чумы. Кто-то просто бежал, куда глаза глядят, кто-то приходил в Вожерон и просил оружие, чтобы мстить. Реналла искренне недоумевала, каким образом столичные праны намерены править этими провинциями, если победят? Нужны им земли с людьми или достаточно будет просто завоевать пустыню, а потом нагнать переселенцев с севера Аркайла, раздаривая наделы всем желающим?
По рассказам того же Пьетро, в армии Эйлии альт Ставоса появились особые отряды, больше похожие на шайки грабителей. Они носили чёрные повязки, вышитые серебром, что должно было означать единство правящих Домов Аркайла — Чёрного Единорога и Серебряного Барса. Называли себя — «правые». Утверждали, что главная ценность для них — единый и неделимый Аркайл под мудрым правлением герцогини Маризы. Они скакали по дорогам, врывались в сёла, оттуда ещё не бежали все жители, грабили, насиловали, убивали. Вешая крестьян на деревьях, зачитывали приговор о том, что, де, пойман очередной кевинальский шпион или наёмник. Кстати, последних ненавидели особой, смертельной ненавистью. Захватив в плен, могли долго издеваться, отрубать пальцы, выжигать глаза, а потом распять на солнцепёке и оставить умирать медленной смертью. Несколько раз «лишённые наследства» устраивали «правым» засады. Честного боя с умелым противникам те не любили и старались уйти, огрызаясь и отстреливаясь.
Но, как бы то ни было, правительственные войска теснили повстанцев. Роты несли потери. Ополчение несколько раз оказывалось под угрозой полного истребления. В каждом доме Вожерона лежал хотя бы один раненый. На рыночной площади установили шатры, там простреленных, проткнутых пиками или шпагами, порубленных палашами складывали рядами на расстеленные одеяла. Реналла хотела выбраться туда, чтобы помогать — менять повязки и смоченные уксусом тряпки на головах у тех, чьи раны воспалились, подносить воду, или растирать снадобья в ступках. Такая работа сейчас почиталась за честь среди