Игрушка (СИ)

Артем втихую сдает в «аренду» некрофилам трупы в морге больницы, где трудится сисадмином. Все шло хорошо, пока трупу, находящемуся под следствием вдруг не отрезали сиську.

В декабре река ещё не встала. Её вспучило от зажора — придонного льда и шуги. Верхние воды слизнули мост, подобрались к самому предместью. Да и городу досталось: на одной из площадей заплескалось озерцо в десять вершков глубиной. Но вскоре оно обратилось в лёд, щербатый от вмёрзшего мусора. Старики ворчали, что такие зимние наводнения не к добру.

По бескрайним равнинам, вид которых так отраден для русского человека несётся бричка. Тройка упитанных лошадей, чей вид олицетворяет золотой век дворянства и распутной помещичьей жизни бежит по дороге уходящей вдаль. Из брички мы можем услышать два голоса: сильный и повелительный и тоненький подчиняющийся отвечающий ему: — Вы это, Павел Алексеич, бросьте. Этот город мне доверия не внушает. Все там ходят мрачные, понурые. Это не люди, это варвары. Даже церкви нет. Глушь невообразимая. По бескрайним равнинам, вид которых так отраден для русского человека несётся бричка. Тройка упитанных лошадей, чей вид олицетворяет золотой век дворянства и распутной помещичьей жизни бежит по дороге уходящей вдаль. Из брички мы можем услышать два голоса: сильный и повелительный и тоненький подчиняющийся отвечающий ему: — Вы это, Павел Алексеич, бросьте. Этот город мне доверия не внушает. Все там ходят мрачные, понурые. Это не люди, это варвары. Даже церкви нет. Глушь невообразимая.

  Посетитель внешне совершенно не производил впечатления крутого человека. Эдакий худощавый, небольшого роста, с длинными волосами до плеч. Разве, что взгляд. Какой-то безжизненный. Как у трупа.